– Гитлер капут! – вскидывает руку Михась.
Я покорно усаживаюсь в рычащий автомобиль, и водитель, толстый, потный и явно разозленный, резко срывается с места. Мы мчим по улицам Желудка, рыча и распугивая местных жителей. Водитель не смертельно пьян, но явно нетрезв, и я молю высшие силы, чтобы депортация поскорей завершилась. Там, где заканчиваются дома, машина резко съезжает на обочину, и вместо дикого рычания – благостная тишина.
– Дальше на своих двоих. Или попутку поймаешь, а я, блин, по трассе не ездец.
Толстый молчит, затем усмехается.
– Вообще-то тебе повезло: Михась мог бы запросто свалить с твоим паспортом. Он, когда запивает, может выйти из дому в тапочках – и вернуться через неделю. А мог бы вообще… Пику в бок.
– Что значит: пику в бок?
– Зарезать мог бы. У него же – ну, когда в запое – совсем крышу сносит! Он так семь лет назад одного ножом пырнул… Только весной из тюряги вернулся. Так что, считай, хорошо отделался.
На меня вдруг накатывает слабость. Мы молчим, затем я нерешительно спрашиваю:
– А у него действительно во время войны погибли родственники?
– Действительно. И у меня погибли. Только хрена теперь об этом базарить? Дело прошлое…
Депортацию можно было счесть «несварением Желудка». Меня отправили в унитаз, в систему канализации, не забыв взять за это деньги! «Шайзе…» – бормочу, двигаясь по лесной тропинке (вдоль шоссе идти не хочется). Останавливаюсь, утираю пот, и вновь: «Шайзе! Дерьмо! И ведь сам виноват, глупый мечтатель! Хотел узнать тайну рождения необычного? А столкнулся с обычной смертью – радуйся, что ее избежал!»
Смерть опять меня настигла, как и год назад. Да, смерть случилась далеко, в чужой стране, но убитый-то был не чужой! Кажется, его били по лицу, таскали за волосы, а потом положили на лицо подушку и задушили. Или подушка – это из литературы? Я читал что-то подобное об одной русской помещице, которая таким способом расправилась с крепостной девушкой, и воображение (за неимением фактов) угодливо воспроизводило именно эту версию. А что? Я допускаю повторение, они же не делают выводов из ошибок – в отличие от нас, покаявшихся и осудивших свое прошлое. Они еще многие десятилетия поклонялись своему языческому богу – Ленину, да и сейчас многие поклоняются!
Сделав остановку, я тяжело дышу, а вокруг дышит лес. Проходит минута, другая, и постепенно истерика улетучивается. Она странна среди гигантских вековых деревьев, что колышут своими кронами, напоминая о вечном круговороте материи. О чем я? О стихии, о природном начале, клокочущем внутри ничтожного человека, не понимающего самого себя? Человек – он же до сих пор несет в себе хаос природы, ее беспощадность, и наша цивилизация – это бумажная перегородка, отделяющая нас от хаоса…
