— Это из-за моей характерной внешности, — сообщил он мне гордо. — Что же касается характера, то он у меня вполне сносный.
— А меня зовут Ален, — сказал я. — Ален Домэн…
— От слова «дом»?
— Можно и так.
— Дом с привидениями! В каждом доме есть свое привидение. Это я вам говорю, а уж я в этом кое-что понимаю, недаром я лицедей! Актер! Киноартист! Я лицедействую. Изображаю всех подряд. Но только на заднем плане. Героев-пожарников, разъяренных полицейских, скелетоподобных танцоров, терзаемых алчностью кассиров и даже ищейку комиссара полиции.
— Вас можно увидеть на экране?
— В любом кинематографе, молодой человек. Я играю в «Бесчеловечной», играю в «Колесе». Я сообщник убийцы Ласенера и дублер Планше в «Трех мушкетерах». В «Тайне Пардайанов» я наемный убийца, тот, что повыше ростом. В «Двух сиротах» — кривобокий привратник. В «Деле лионского курьера» — третий форейтор.
— Ваше лицо мне и правда знакомо.
— С моим лицом только и играть что предателей, рогатых мужей да людей, получающих пощечины. Таково мое амплуа. За ваше здоровье, молодой человек! В этом году мода пошла на толстых, на откормленных, на пузанов и брюханов, на ярмарочных богатырей. Требуется мощь! А на изысканность и породу спроса нет. Мода, конечно, рано или поздно переменится, но пока я все худею и худею. Что прикажете делать? Когда нужно толстеть и толстеть! Вы себе представляете меня толстым?
— Порочный круг, — сказал я.
— О, я надеюсь, для вас не будет затруднительно заплатить за два гайака? Я забыл получить деньги на студии… ну и… Разумеется, это будет за мной. Ужасный Марсель приветствует вас, молодой человек. Я живу тут по соседству. Рядом с улицей Гранж-о-Белль… Меня все знают.
Своеобразной внешностью наградила природа этого человека. Находка для кинематографа! Идеальный статист, или то, что теперь называют «артист окружения». Вечером, вернувшись домой, я набросал по памяти его портрет. К тому времени я уже умел немного рисовать. Мне показалось, что, несмотря на браваду, он стесняется своего огромного роста и физиономии, похожей на клинок ножа в лунном свете. Я чувствовал в нем большой запас нерастраченного человеческого тепла, которое он не решался проявить из-за своей лошадиной наружности. Замкнулся в себе, вот и все.
После этой встречи я стал еще чаще бродить вдоль канала Сен-Мартен, иногда один, иногда с Марселем. Однажды вечером, зимой, был страшный туман, такой густой, что не различишь домов на другом берегу. Вот-вот должен был пойти снег. На канале очень красиво, когда идет снег. Кажется, будто на баржах бьют яйца и разбрасывают скорлупу по воде. Обычно в субботний вечер жизнь в десятом округе бьет ключом. На каждом углу — продавцы каштанов, уличные артисты, силачи, увешанные медалями. Но в тот вечер — ни души. Нам показалось, что мы вышли на Гранж-о-Белль.
