Песочные замки | страница 32
На глазах у нее слезы.
— Жюльетта, твои часы спешат, посмотри на вокзальные. Подожди…
Внезапно врывается радио: «Нет, это не рассвет».
Дуэт Ромео и Джульетты. Голоса оперных певцов заполняют бистро неуместной роскошью звуков. Но ни Раймону, ни его Жюльетте это ни о чем не говорит. Джульетта из пригорода покидает кафе. Он смотрит, как она бежит к Рыбачьей улице. Теперь у него влажнеют глаза. И он не уверен, что это от счастья.
— Да выключи ты радио, — говорит один из клиентов. — Ерунда какая-то. В наш век опера — это нелепость. Подумаешь, веронские любовники! Ты когда-нибудь видел веронских любовников у нас на Вокзальной площади, Виктор?
— Нет, — говорит Виктор и выключает радио.
Сентябрь 1951
~
— Важнее всего на свете — строить песочные замки, сказал Маленький принц.
Песочные замки
Молодая женщина вошла в бар аэропорта Ниццы, когда по радио женский голос объявлял об отлете самолета на Кипр. Мир раскрывался, как веер. Признаться, я люблю эти места скрещения воздушных дорог, где среди часовых поясов резвятся пространство и время и языки всей земли весело аукаются друг с другом.
Путешественница была высокой и стройной, и волосы с отливом полированного красного дерева окаймляли ее лицо в соответствии с модой, которая превращает всех дочерей Евы то ли в китаянок со старинной ширмы, то ли в родных сестер до неправдоподобия красивой Нефертити, даже если они и не принадлежат к жгуче-черному типу этой с отличным знанием дела оформляемой красоты.
Через руку у женщины было переброшено пальто из шотландской шерсти; она была в газовом платье, разукрашенном в манере последних работ нью-йоркских ташистов: по темно-зеленому фону шли абстрактные узоры — какие-то замысловатые, друг с другом переплетенные красные письмена в китайском, персидском, индийском стиле. Были ли это подлинные восточные надписи? Или просто порожденные фантазией художника и ничего не значащие арабески?
С длинной, точно горлышко амфоры, шеей и с довольно широкими плечами, с небольшой, но высокой и округлой грудью и тонкой, подчеркнутой пышным матерчатым цветком талией, она выглядела весьма экзотично — и выглядела, однако, парижанкой, что ничуть не противоречит одно другому. И еще в ней читалось то прелестное выражение чуть растерянного любопытства, какое бывает у красивых пассажирок, волею случая заброшенных вдруг в самую гущу чужих человеческих жизней. За ней следом носильщик нес объемистый чемодан, щедро оклеенный пестрыми гостиничными ярлыками.