Песочные замки | страница 18



Эта небольшая сюита в духе «короткого беспощадного рассказа» — в тот момент была мода на этот жанр — посвящена Рене Фалле[8]. Тогда он только что опубликовал свой «Юго-восточный пригород». Мы ездили с ним на одних и тех же поездах, но не всегда в одну и ту же сторону.

Купе третьего класса

Рене Фалле

1. Последний поезд

Час ночи. Последний пригородный поезд из Парижа остановился в Ганьи. Свет на платформе мигает. Напротив меня, в купе третьего класса, храпит человек. Сквозь двойное оконное стекло, чуть искажающее предметы, я вижу стройного парня на вагонной подножке. В тамбуре, наклонившись вниз, стоит спиной ко мне пухленькая блондинка. Весь ее мягкий силуэт кричит о любви к своему провожатому, который похож — что немаловажно — на Орсона Уэллса[9].

С дальнего конца платформы доносится свисток отправления — его почему-то долго не давали. Мой сосед, разом перестав храпеть, вскочил и прилип к окну, опершись на него огромными ручищами. Состав медленно движется вдоль перрона. Влюбленный все еще стоит на подножке, готовый вот-вот спрыгнуть. Девушка говорит:

— Милый, не забудь. Завтра в три. Прыгай. Ведь поезд уже тронулся.

Стук колес становится ритмичным.

— До свидания, милый. Завтра в три. Скажи своей сестре, что шерсть я достала. Я боюсь за тебя. Прыгай. Может, сходим в кино? Я боюсь. О том, что я тебе сказала, не беспокойся. Я боюсь за тебя. Прыгай. До свидания, милый. В сущности, это неважно. Я боюсь.

Поезд набирает ход. Раздвижная дверь захлопывается. Разлучены. Мы уже у самого конца платформы. Я вижу, как парень спрыгивает. Ни шума падения, ни криков, которых я так опасался, не последовало. Мой сосед снова погружается в сон.

Девушка отошла от дверей и направляется в мою сторону. В ночном освещении вагона волосы ее кажутся совсем розовыми. Лицо еще хранит следы тревоги и нежности. Вид у нее утомленный. Она садится. Смотрится в оконное стекло, затянутое амальгамой ночи. Рукой приглаживает волосы. Роняет руку на колени.

Потом прижимается лбом к стеклу и застывает.

2. «Без дураков»

Начало зимы. Купе третьего класса битком набито с самого Парижа. Люди разговаривают. Слова журчат сплошным потоком. Прислушавшись, я все-таки кое-что разбираю:

— Мой вечно все солит. Это же страшно вредно.

— А у нас то же самое с сахаром! Он сыплет, и сыплет, и сыплет…

— Уж сколько ему говорили…

В сетования хозяек вклинивается голос какого-то пьяницы, который благодушно вещает, ни к кому конкретно не обращаясь: