Из журналиста и художника я незаметно превратился в писателя. В начале пятидесятых годов в ежедневных газетах еще печатались рассказы-зарисовки, за которые в то время платили по 5000 франков. На жизнь тогда хватало тысячи франков в день. После публикации моего романа «Корабль дураков», пропитанного атмосферой «горечи возвращения», я приобрел некоторую известность, и Роже Жирон, милый человек, который заведовал до войны отделом информации, где я работал, предложил мне напечатать этот рассказ. Так он возник в «профессиональном» смысле. Сначала я озаглавил его просто «Распродажа», но потом решил выбрать более мопассановское название и воспользовался строками песни Иветт Гильбер и Жана Лоррена — впоследствии она стала одним из лейтмотивов моих передач на радио:
От судьбы не жди пощады,
Умирать — так молодым…
У меня была возможность публиковать свои вещи; будучи писателем, я писал — только и всего. И лишь сейчас мне стали внятны скрытые ходы страдания и памяти. Только теперь я ощутил, что в этом рассказе больше наития, чем заданности…
Пушкин и Лермонтов говорили о дуэли, которая их погубит. Писательский труд — второе зрение. Этого не понимаешь, когда пишешь, а поймешь — уже слишком поздно.
Мадам Вальтер надела пальто, которое она носила вот уже пятнадцать лет, и спустилась во двор. Там в каком-то нелепом порядке была расставлена вытащенная из комнат мебель. Рожок, начищенный до блеска неизвестным героем войны 70-го года, соседствовал с портняжным манекеном мадам Вальтер той поры, когда у нее еще были хорошие глаза. «Что-то давит под ложечкой», — подумала она.
И было от чего. Она не узнавала больше ни зевак, ни выброшенной на улицу мебели, на которую они глазели. «Совсем как я, все — как я, и вид у нее не лучше. Правильно поется в песне: «От судьбы не жди пощады. Умирать — так молодым».
Мадам Вальтер никого не узнавала потому, что обычно соседи лишь проскальзывали мимо нее. Собрались они, когда толстяк Руйяр открыл аукцион. Они делали вид, будто оказались здесь совершенно случайно, внезапно поняв, что им до зарезу необходим антикварный столик. А она, придет ли она? Да, Соланж придет в последний раз, чтобы руководить распродажей старья. Соланж всегда ненавидела этот двор, прозванный почему-то двором Пале-Рояля. Пале-Рояль, королевский дворец? Конюшня с голубятней! Мадам Вальтер вспомнила тот день, когда Соланж вернулась из школы и заявила, что если это и королевский двор, то короля Хильперика. Уже в то время на ее детской мордашке были написаны брезгливость и презрение. Она была похожа на своего отца, Эрнеста Вальтера, инструктора Высшего кавалерийского училища. Худой, резкий, спесивый, с моноклем — даром что унтер-офицер. Он умер от чахотки, облаченный в свой черный, траурный мундир.
