Кюльпе кивает.
Нина по рассеянности машинально берет кусок яблока из разложенных у Кюльпе на груди и медленно жует, думая. Взгляд ее блуждает по комнате, скользит по окну, пробегает по улице. Что делают с таким дремучим невежеством? Непонятно. Но постепенно в ней поселяется спасительная мысль, что это не может быть правдой. Не чуждый литературе студент не может быть таким темным варваром. Она должна дать ему еще шанс, несмотря ни на что.
– Свежеет день… Но вот моя рука. Испей с нее тепло…[5]
Нина смотрит на Кюльпе. Надеется на улыбку узнавания.
– Нет?
Кюльпе неуверенно мотает головой.
– Если бы поэзии учили в вечерней школе, то это стихотворение проходили бы на первом уроке. НА ПЕРВОМ УРОКЕ, КЮЛЬПЕ! Ты искала цветок, а нашла плод; ты искала родник, а нашла море; ты искал женщину, а нашел душу – ты разочарован.
По Нининой страстности Кюльпе понимает, что это какой-то важный для нее текст. Он с энтузиазмом кивает и на пробу поднимает вверх большой палец, хоть у него и связаны руки.
– Это кто написал?
Кюльпе не в курсе, Нина снова его бьет, он снова шумит:
– Не надо! Перестаньте!
– Эдит?..
– Пиаф?
– Кретин! – Она безнадежно бьет его книгой. – Это Эдит Сёдергрен!.. Ну хорошо.
Нина берет кусочек яблока. Встает и принимается ходить по комнате. Раскуривает еще одну сигарету Бьёрна Хансена, но вдруг резко поворачивает, идет к Кюльпе и садится на него верхом.
– Мы существуем мечтой, – чеканит она, вдруг перейдя на диалект, – что чудо произойдет, непременно произойдет: что время откроется нам, сердца откроются нам, двери откроются нам, горы откроются нам, что родники заструятся, что мечта откроется нам…[6] МЕЧТА ОТКРОЕТСЯ НАМ, КЮЛЬПЕ, и однажды утром мы заскользим на волнах, о которых не знали.
В последнем предложении она подчеркивает каждое слово, отбивая такт сигаретой возле его лица. Однажды-утром-мы-заскользим-на-волнах-о-которых-не-знали. Кюльпе инстинктивно моргает каждый раз, как сигарета оказывается около его лица.
– Кто это написал? – спрашивает она.
– Я не знаю, – отвечает Кюльпе. – Может, хватит? Я не знаю, кто это написал, и мне пофиг.
Нина опять бьет его книгой.
– О!
– Кто?
– Говорю, не знаю.
– Это не ответ.
Нина заносит над ним книгу, изготовившись для нового удара.
– О’кей, ладно. Этот писатель написал еще… что-то типа… «Ледяной замок»?[7] Или «Люди льда»?[8]
– Я просто не могу понять, как они позволяют тебе писать рецензии на что бы то ни было. Видимо, у главного редактора умственная отсталость. А это: «Абрикосовые деревья есть, абрикосовые деревья есть, папоротники есть»?
