Кюльпе мнется.
– Ну что значит «смыслить»? – начинает он умничать.
– Я же говорю, не смыслишь, – отвечает Нина. – Где у тебя книги поэтов? Где они стоят? Где стихи, без которых ты не можешь обходиться?
– Стихи я в основном читаю на работе.
– Романы и расстрелы ты носишь домой, а стихи читаешь в редакции «Университета», ты это имеешь в виду?
– Да.
– Я тебе не верю.
– Дело ваше.
Нина строго смотрит на него, потом переводит взгляд на «Черную книгу коммунизма». Она думала не пользоваться ею больше, но это слишком серьезно, и тон его, наглый и строптивый, ей категорически не нравится. Она берет книгу и вполсилы стукает его по голове.
– Вот чем кончается, когда ты не говоришь правду.
– Я говорю правду.
– Вот чем кончается, когда мне не нравится то, что ты говоришь. И я все равно не верю, что, имея дома всего дюжину стихов Озерной школы, человек станет в шумной редакции «Университета» штудировать историю поэзии, включая авангард с немеркнущими шедеврами.
Кюльпе не отвечает. Он боится вякать.
– Не бейте меня больше, – говорит он.
– Я постараюсь обойтись без этого, – говорит Нина. – Расскажи мне о своих пристрастиях в поэзии. Кто твой любимый поэт?
Кюльпе молчит долго. Нина видит, что он боится ошибиться с ответом. Его страх ей нравится.
– Данте, – говорит он наконец.
– Вздор! – сердится Нина.
– Вы же не считаете его не важной фигурой мировой литературы?
– Не считаю, но мой вопрос был о тебе, кто важен тебе.
– И я ответил – Данте.
– А я сказала «вздор». Кто еще?
Кюльпе тянет палец к фруктовому ножичку, Нина беззаботно положила его на пол, но теперь, заметив маневр Кюльпе, отодвигает подальше, а сама неотрывно смотрит на Кюльпе.
– Еще кто, я спрашиваю?
Кюльпе смущается.
– Юн Эйкему, – говорит он после заминки.
– Юн? Да, хорош. По-моему, мы с ним однажды даже трахались. Он только стихов не пишет, к сожалению.
– Я уверен, что слышал, как он читает стихи.
Нина улыбается высокомерно и убирает кусочек яблока, прилипший Кюльпе к кадыку.
– Юн читает иногда чужие стихи. У него здорово получается. Но это еще не делает человека поэтом. Нет ли других стихов, важных для тебя?
– У Пера когда-то корова была?
Нина снова бьет его книгой.
– У-уй…
– Соберись!
Нина откладывает книгу. Беседа удручила ее. Она предполагала, что матчасть не проработана полностью, но чтоб так… У нее буквально нет слов.
– Как мы видим, Кюльпе, – говорит она, – у тебя нет ни знаний, ни интереса, ни личного опыта, чтобы высказываться о поэзии, тем не менее ты пишешь рецензии. В этом столько неуважения и высокомерия, что я вынуждена буду предать дело огласке. Ты меня понимаешь?
