Никодимово озеро | страница 110
«Сколько умных людей говорило, что любовь — главное в жизни, движущая сила (в тетради подчеркнуто), все остальное чепуха. А учителя наши твердят: «Любовь, всепрощенчество — это уход от жизни, от борьбы». Да не та любовь имеется в виду, чучела вы гороховые! Не любовь к пирогу, к соседской собаке — любовь, ради которой только и существует человек, благодаря которой (в тетради подчеркнуто) остальное второстепенно: есть ли, нет ли…»
В последующих записях Лешкина восторженность заметно убывает.
«Был К. пьян вчера или знал, что говорит? «За-хо-чу — и… Захочу — и…» Можно подумать, что все в его руках: даже то, как люди относятся друг к другу. Сволочь! Будем считать, что гад перепил. Я делаю только то, что хочу. И когда хочу. А за такое люди просто бьют морду». Сергей перечитал это дважды.
«Пять минут, как расстались. А откуда тревога? Может, я слишком привязчив? Нужны перерывы? Как у рабочих на обед или как на большую перемену?..»
«Не хочу, да и только! Может же человек просто не хотеть? Я-то сам знаю, что это не трусость? И должен быть умнее. Я пешка, которую переставляют, но не хочу быть пешкой. Уж если переставлять — кого угодно, не меня. Слишком большая роскошь!..»
«Неужели я обманываюсь?! (В тетради несколько восклицательных и вопросительных знаков.) Неужели я, который мог видеть в тысячу раз дальше и быстрее других, слепой?! (Опять множество вопросительных и восклицательных знаков.) Но разве так обманывают? Разве можно принадлежать кому-то и считать, что ты никому не принадлежишь? Какие же еще могут быть доказательства? Если все (подчеркнуто) принадлежит мне! Душа? А они могут быть врозь, душа и тело? Тогда кто и как убеждался когда-нибудь, что владеет чужой душой?! (Снова множественное восклицание и вопрос.) Просто я стал мнительным. Я слишком много требую, как мальчишка. Надо быть сдержанным…»
«Я запутался. Сам выдумываю себе терзанья. Но как хорошо, что не написал тогда Алене, чтоб не приезжала. Видно, так все устроено на земле. Читал у кого-то: из-за одной женщины мучаешься, у другой находишь утешенье. Святая истина! Теперь жду не дождусь, когда приедет Алена. Ей бы поменьше резкости — и можно ненадолго закрыть глаза, представить, что это она и есть, которая тебе нужна. Что там ни говори, а на душе приятно, когда знаешь, что кто-то думает о тебе, хочет тебя видеть, тоскует без тебя… С Аленой легко, просто. Приедут они — и все, может, переменится».
Положив тетрадь на стол, Сергей отодвинул ее к лампе.