Торопливость Сергея, возможно, обеспокоила тягучие, сонные думы стариков. Но ему было не до них и не до мальчишек, что проводили его ироническими репликами. Он выскочил на пепелище и остановился, взбешенный, потому что близ Татьяниной усадьбы никого не было. Пробежал сначала по тропинке в сторону заливчика, потом — опять мимо сгоревшей усадьбы — в противоположную сторону… На тропинке не было ни души. И тогда, задержав дыхание, он почти физически ощутил, что обстановка сделалась прямо противоположной той, какую он предполагал: вместо того чтобы наблюдать, он, сам стал объектом наблюдения для кого-то.
Медленно, чтобы не выдать себя, он отступил от пепелища ближе к улице. На шаг, потом еще на шаг. Потом так же медленно, словно в раздумье, повернулся спиной к озеру и пошел в деревню. Насколько естественным выглядело его отступление со стороны — судить не мог. Но подобрал кедровую ветку и, легонько постукивая ею по ноге, тем же неторопливым шагом двинулся по направлению к дому.
Вплоть до поворота он ни разу не оглянулся, однако всеми силами старался уловить признаки движения по сторонам или за спиной. Но ничего подозрительного не почувствовал.
За углом, спиной к чьим-то высоким воротам, остановился. Долго, без движения, слушал вечерние голоса. Потом, держась вплотную к затемненным оградам, ушел переулками далеко вправо, до самого кедровника, и, оглядевшись, нырнул в кусты.
Здесь, хотя Никодимовка и лес вокруг нее были весьма относительной его родиной, он почувствовал себя уверенней. Но не ослаблял внимания все время, пока пересекал кедровник. Немного отдышался только на берегу озера.
Как и рассчитывал, он вышел к воде метрах в ста от бывшей усадьбы. Слева его прикрывала теперь стена камышей, справа, по берегу — кусты тальника. Нужно было только не чавкнуть ногой на заболоченной полоске между камышами и тальником, случайно не сломать веток, осторожно приподнимая и опуская их за собой…
Это удалось ему. Не выдав себя, он подошел почти вплотную к пожарищу. Затаился в кустах, у воды.
Пока шел через кедровник, пока шаг за шагом пробирался вдоль камышей, темнота сгустилась и один за другим утихли деревенские звуки.
Спасительный ветерок шелестнул в кронах кедров: сначала робко, потом настойчивей. Потом опустился ниже и захватил камыши.
Звездный свет ― выдумка. В безлунье при звездах еще темнее и непроглядней кажется в лесу. Потому что звезды слепят, хоть и не светят.
Минута потянулась за минутой. Он утратил ощущение времени, стоя в одной позе — на правом колене, чтобы не сорваться в воду и чтобы, оставаясь незаметным на фоне черного тальника, постоянно видеть оцепеневшее в темноте пепелище.
