-- Никто твоего права не оспаривает. А когти я не уберу, вдруг пригодятся.
-- Тогда получишь труп.
В голосе Зеленого сквозило полное равнодушие. Пьяное равнодушие, между прочим, отметил Саня. Шел пьяный лешак по лесу, нарвался на компанию, не занравились, отчего бы ни придушить одного двух...
- Мы тебе зла не хотим, - сквозь зубы проговорил кот, краем глаза наблюдая, как Апостол осторожно перекладывает голову Цыпы со своих колен на подушку.
- Сиди, конь, на месте, бабе помогай, - рявкнул Зеленый, не поворачивая головы. - Лохматая! Вылазь!
Из-за бортика телеги показалась голова Фасольки. Растрепанные волосы торчали в стороны. Скупые северные цветочки повяли и смялись.
-- Я тебя звал! Ты, почему не пришла?!
Солька дернулась как от пощечины. Лицо из растерянного вмиг стало лютым:
-- А кто ты такой, чтобы я к тебе бегала?! Лягушка двуногая.
-- Кот я? Лягушка?! Ну, держись...
Волосы Фасольки вдруг сами собой зашевелились и взвились в стороны мелкими кудряшками. Из них полезли, раскрываясь на ходу, крупные яркие бутоны. Вся голова девушки мгновенно оделась цветами. Из этой клумбы свесилась тонка зеленая лиана с белыми крапчатыми цветами и защекотала шею.
- Лягушка! Да? Я тебе сейчас еще покажу... знаешь что я с лягушками делаю? Жаль, нету, а и собака пойдет...
Но Солька не очаровалась превращениями. Завизжав, будто резанная она кинулась к Зеленому и вцепилась в его роскошные золотые волосы. Эд вывалился из ослабевших пут, точнехонько в лапы, подскочившего Сани. Только Шак оставался на месте.
-- Все! Все! Я его отпустил. Дриадка... дриадка-а-а. У, какая ты красивая!
Солька успела уже выдрать одну прядь. Зеленый охнул, но отбиваться не стал, наоборот, притиснулся к девушке, обвил руками, спеленал, как только что Эда и... поцеловал.
Солька не сразу смогла вырваться, но таки оттолкнула любвеобильное пьяное чудовище, да еще и по роже дотянулась.
-- Свинья! Нажрался, так веди себя прилично.
-- А что я? Подумаешь, живой воды хлебнул.
Лешак поболтал бутыль, в ней еще оставалось. Солька опять переменилась в лице. Только в другую сторону - донельзя озадачившись. А Зеленый, вытащил смятую шишку из горловины, еще раз болтнул посудину и приказал:
-- Эй, конь ушастый, отойди от птицы! Отойди, говорю.
Пока Апостол раздумывал, прикрыть собой Цыпу, либо, в самом деле, отодвинуться, золотоволосый набрал в рот жидкости из бутыли и фукнул на курицу. Брызги полетели маленьким искристым водопадом. Саня опустил, задышавшего уже ровно и глубоко, Эда на траву и кинулся к повозке. К ней же пришатался Зеленый, постоял, пьяно пялясь, на то, как Цыпа тужится, кивнул сам себе и, объявив Шаку, что теперь, де, курице сил хватит, отвалил в сторону Фасольки, но на полшагу споткнулся:
