Попона знакомо пованивала мокрой шерстью, лошадиным потом, горькой травой, которую сыпали от блох. Хотелось лежать и не шевелиться.
Все возвращалось. Ты дома, вокруг люди, которым ты как брат...
-- Господин Александр.
-- А? - Санька успел задремать.
-- Есть будешь?
-- Давай. Эй, погоди. Это что?
-- Князь велел тебя отдельно кормить. Колбаса тут, фрукт какой-то. Вино... О! Вино.
-- Разливай на всех, - скомандовал Саня. - И колбасу режь.
-- Как можно...
-- А мне похлебочки плесни. Упрела?
-- Упрела, упрела.
-- Слышь, господин Александр, что-то ты не больно важный?
-- Да с какого бы кваса? Я в деревне вырос. В Камишере.
- А у нас говорят, ты княжеского рода. Зря, что ли, Пелинор тебя своей племяннице в женихи определил?
Они его стрекали вопросами. А Санька и не думал уворачиваться. Они были почти свои. Почти, как дома. И одновременно в чем-то похожи на арлекинов. Когда вспомнил товарищей, тоскливо засосало под ложечкой.
- Тебе как в наше приграничье пробраться удалось? - перебил общий гомон Горюта. - У нас всяк знает, сюда особо хода нет. Клим, ты с той стороны прибег, расскажи господину Александру, как добирался.
Мосластый, кадыкастый Клим пустился в пространное повествование. Выходило, вообще чудом жив остался.
- А ты, господин Александр?
Санька понял, они его пытали не ради пустого любопытства. Вроде и смеются, а в лицах - настороженность. Хотя, оно и понятно: не сегодня-завтра кот может стать им законным господином. Стало быть, тут прямой интерес: кто таков, чем жив, как вообще сюда попал? Есть и другая сторона: надобно мужикам узнать, нет ли какой лазейки в обход Пелиноровых кордонов? Вдруг господин кот нашел потайную тропку, по которой они, случись нужда, утекут от князя с его медведями. Потому и разговор с Камишера начали. Случись лихое время, они отсюда, с непростой пограничной земли, которая встряла между двух огней, переметнутся прямиком в чисто людской Камишер. Что там жизнь потруднее станется, то им - безразлично. Зато в Камишере над ними не будет ни подлой герцогской власти, ни терпимой, но тяжкой, как медвежья лапа - Пелиноровой.
И еще он понял - прав Горюта - эти не выдадут. Почему понял? А леший его знает. Раньше бы сто раз перевернул собственную думку, и так и эдак на нее посмотрел, да и бросил бы за невозможностью решить. Душа к ним лежала. К иным с опаской, а к этим - со всем нашим удовольствием.
-- У меня особая дорожка, - начал Саня. - Никому другому по ней не пройти.
