После разговора с комбригом на душе у Бурлака потеплело, словно туда проник лучик солнца. А вот ночью он почти не спал. Долго сидел во дворе штаба и жадно курил. Разные мысли лезли в голову, и одна из них вытеснила все остальные: как там мать? Больше месяца он не видел ее. С тех пор как на заводе получали танки, не мог вырваться к ней: то одно, то другое. Завтра он увидит ее. Загасив окурок, Бурлак снова прилег, но сон долго не шел.
Рано утром, когда над Волгой заалела заря, он поспешил на пристань. У причала уже дымил небольшой пароход, и у трапа толпились люди, желающие попасть на другой берег. Ночь в городе прошла спокойно, если не считать, что на рассвете «юнкерсы» бомбили его. Но больше других объектов досталось тракторному заводу: на него немцы сбросили сотни бомб. А вот утро выдалось тихим и безветренным. Августовское солнце припекало. «Наверное, будет жаркий день», — отметил про себя Бурлак.
Комендант переправы посмотрел его документы и кивнул на корму, где блестел спаренный пулемет, из которого недавно расчет вел огонь по вражеским самолетам, пытавшимся потопить его. Так уже было не раз.
— Проходите вон туда, к пулемету, а здесь расположилась группа минеров, — сказал комендант переправы. Он глянул поверх головы Бурлака. — Девушка, а вам находиться у борта опасно. Пройдите подальше, в нос судна.
«У борта стояла медсестра Оксана, и, когда рядом разорвался снаряд, взрывной волной ее сбросило в воду, и я прыгнул за ней, — вспомнил Бурлак тяжелый июльский день. — Ее, раненную, отправили в госпиталь. Где она теперь? Может, поправилась и снова попала на фронт? Вот бы увидеть ее…»
Волгу пароход пересек без приключений. Сходя на берег, капитан Бурлак увидел сержанта в армейской форме. Лицо показалось ему знакомым. Где он видел его? Ага, вспомнил…
— Андрей! — окликнул он сержанта.
Тот замер на месте, потом взглянул на Бурлака распахнутыми глазами.
— Кто вы? — напрягся сержант. Он с затаенным дыханием смотрел на Ивана Лукича, словно боялся ошибиться. И вдруг с жаром воскликнул: — Так вы же капитан из Хабаровска! Я даже говорил вам, что зря вы пошли в танкисты, что профессия эта опасна, что в танке можно заживо сгореть. Погодите, как же вас звать- то? — На какое-то время сержант задумался, отчего на его широком лбу разгладились две извилины и уже не таким старым выглядело его лицо. — Все, вспомнил — Иван Лукич!
