Впрочем, всё чаще Сергей был мрачен, раздражителен и агрессивен. Редкая их встреча теперь обходилась без мечущих молниями перепалок и стычек, кончавшихся градом обвинений, которые долго потом не таяли и лежали леденящим грузом на зелёной траве её воспоминаний и родственных привязанностей. «Родная кровь» впитала в себя бензиновые масла – и очищение уже было маловозможно. Дух наживы, будто алкоголь или наркотик, кружил голову, море слёз казалось по колено, и жизнь спешили перейти, как поле.
Когда Сергей после одной из своих первых поездок в экзотические морские страны с эйфорическим опьянением рассказывал о том, как он спускался на воздушном шаре, Лидия Андреевна почему-то подумала, что он ещё не спустился. Он ещё медленно парит, подхваченный мощным потоком воздуха, несущим его туда, где можно попасть на выставленные скрещенными копьями ветки деревьев. Приземленье ещё впереди, но оно неизбежно и неотвратимо. Точки-домики всё растут и растут в своих размерах, и, поначалу захваченный красотой открывшегося сверху вида, ты уже пугаешься вырастающих громад, маячащих своими острыми закопчёнными трубами и железобетонными крышами, ощерившимися вилами антенн.
Его тёща по-прежнему жаловалась матери, что Сергей пьёт, что его надо лечить, что он дурно влияет на её дочь, вьёт из неё верёвки, вкладывает в её голову свои мысли и желания и Наташенька стала совсем другая: из мягкой, спокойной и рассудительной девушки превратилась в неврастеничку, которая ни во что не ставит свою мать и совсем перестала к ней прислушиваться. Гладит мужу рубашку, а он её надевает и молча уходит на свидание. Она совсем перестала понимать, что происходит: то ли у них какое-то соглашение ради ребёнка, то ли дочь всё его ещё любит и поэтому всё терпит, но он же точно завёл «бабу» на стороне.
Со стороны нельзя сказать, что у них с женой были плохие отношения. Иногда он прилюдно обнимал её за плечи, называл «мамкой», щедро украшал почти как мусульманин золотом: на её изящных руках остались без колечек лишь большие пальцы.
Лидии Андреевне было смешно, что та насаживала столько колец, а ещё серёжки, три цепочки… И, впрямь, как у восточных народов… Но там носят, так как боятся, что их выгонят из дома и они смогут забрать только то, что на них надето… А тут…
Жена по-прежнему заботилась о Сергее, стирала ему бельё, готовила, лечила.
Лидия Андреевна частенько видела брата с дочерью, сидящей у него на коленях. Дочь была уже здоровенная лошадка, но это ничего не меняло. Серёга всё так же, будто маленького ребёнка, сажал её на колени, слегка покачивая, словно в детской игре «По кочкам, по кочкам…» Кто её придумал эту игру? Это «По кочкам, по кочкам… В яму ух…»? И зачем сочинили? Кто-то решил с детства готовить ребёнка к вечной скачке по кочкам, когда того гляди у рысака, несущего тебя в никуда, подвернётся нога, или сам оступишься, споткнёшься… Знаешь всё это – и передвигаешься осторожно, смотря под ноги и оглядываясь назад, а потом вдруг раз… Всё равно летишь в яму, норовя переломать не только ноги, на которых твёрдо стоял на земле, но и хребет… Только уже не смеёшься, как в детстве, от неожиданности, чувствуя, что тебя всё равно удерживают родные руки – знаешь, что это всё игра, что это всё невсерьёз… И снова взбираешься на тёплые колени.
