Она отодвинула в сторону газеты и, схватив свою сумочку, почти выбежала из зала, столкнувшись по пути со стройным мужчиной в костюме цвета соли с перцем, который как раз входил в ресторан. Дэни, задыхаясь, принесла свои извинения, мужчина сказал, что ничего страшного, а величественный официант, который, не будь он в действительности отставным послом, вполне мог бы быть отставным помощником помощника посла, взглянул на нее с таким мрачным неодобрением, что Дэни залилась горячей волной румянца и вернулась в свой номер более приличной походкой.
Она обнаружила, что в ее отсутствие комната была убрана и приведена в порядок, а постель застлана. А на постели на стеганном сатиновом одеяле демонстративно был разложен большой и, вне всякого сомнения, мужской халат.
От этого почему-то повеяло тем же суровым неодобрением, которое выражал и единственный холодный взгляд величественного официанта, и, увидев это, Дэни покраснела еще гуще. Она собиралась вернуть халат перед уходом на завтрак, но не была уверена, что сможет быть достаточно вежливой с, мистером Холденом, а спрятать его в ящик или шкаф ей даже не пришло в голову.
«Придется ему подождать своего халата, – попу мала она. – Если он не ложился всю ночь, то теперь он, наверняка, спит. Я заверну его и передам портье в холле».
Она уселась перед туалетным столиком и стала примерять небольшую цикламеновую бархатную шляпку – одно из своих первых приобретений в Лондоне. Тетя явно не одобрила бы этот цвет и упала бы в обморок от цены, но не было никакого сомнения в том, что ей шли вещи, которые совершенно не отвечали вкусу тети Гарриет в отношении шляпок.
Лоррейн была темноволосой и тонкой, а Дэниел Эштон был высоким блондином; однако их дочь уродилась сама по себе. Дэни была светлой шатенкой, с полосами до плеч, мягкими, блестящими и вьющимися в традиционной манере средневекового мальчика-пажа. Ее глаза, представлявшие собой удачную смесь голубых глаз Лоррейн и светло-коричневых Дэниела, были большими, серыми и очень красивыми.
Несомненно, – думала Дэни, рассматривая себя в зеркале, – шляпа и платье меняют человека, удивительно меняют. Больше никогда в жизни она не станет носить синюю флотскую саржу».
Она выдвинула ящик, где лежали перчатки, шарфики и носовые платки, – один из немногих, которые избежали озорного внимания мистера Холдена, – и, когда она копалась в нем в поисках пары перчаток, которые могла бы надеть к бархатной цикламеновой шляпе, пальцы ее вдруг нащупали вещь, которой там явно раньше не было. Она ощупала ее, сдвинув брови, и затем вынула из ящика, размышляя о том, не было ли это очередной грубой шуткой, и если да, то почему он не опорожнил содержимое этого ящика на пол, как он это сделал с остальными. Это было что-то твердое, холодное и тяжелое, завернутое в один из ее шифоновых шарфиков и спрятанное в дальнем конце ящика. Дэни развернула его и тут же выронила.
