Потому что он убил её.
Аманда не считала его виновным, Джерри не считал его виновным, коллеги-полицейские не считали его виновным… даже родные девушки придерживались аналогичной позиции.
Но только не он — Джон Стивенс.
Он знал, что все они просто отказывались смотреть в лицо страшной правде. Наверное, родители Эмили заставили себя поверить, что смерть их дочери — ужасный несчастный случай. На первый взгляд, для стороннего наблюдатели всё именно так и выглядело. Вот только далеко не всегда первый взгляд истинный — и нынче как раз такая ситуация.
Гроб начали опускать в могилу. Его не открывали. Джон знал, что так и не удержавшегося за непознанную для него жизнь ребёнка было решено похоронить вместе с матерью. Официально из-за недостатка средств у небогатой семьи Стэттон, но Стивенс прекрасно понимал реальные причины.
Он открыл перчаточный ящик и извлёк из его потайного отделения гранату.
Однажды, во время досмотра подозрительного автомобиля, в секретном отделении на полу багажного отсека был найден своего рода небольшой арсенал. Поддавшись внезапному импульсу, Джон "позаимствовал" приглянувшееся ему оружие, причём даже Джерри об этом ничего не знал и не знает. Зачем понадобилась граната — это уже другой вопрос. Впрочем… Нет, Стивенс не собирался устраивать теракт или нечто подобное. Сначала надо добраться до какого-нибудь безлюдного места, а уж потом…
Траурно-чёрный катафалк "Кадиллак" и четыре обычных легковых автомобиля медленно двинулись к выезду с кладбища. Словно очнувшись, Джон взглянул на часы (купленные взамен разбитых после "попойки") — прошло не менее десяти минут с тех пор, как он отвлёкся на гранату. Кстати, он до сих пор её держал в руках. Быстро спрятав опасную вещицу обратно, Стивенс проследил взглядом за процессией, выруливающей на дорогу. Хотя стёкла его "Форда" не были тонированными, он сомневался, что убитым горем родителям и родственникам Эмили охота глазеть по сторонам, поэтому не боялся, что его увидят. Да и расстояние немаленькое.
Когда машины скрылись из виду, он открыл дверь и вышел наружу.
Начинался мокрый снег, ещё сильнее подчёркивающий непомерно грустный пейзаж кладбища — огромное поле, покрытое увядшей травой, с торчащими из-под земли памятниками. Вокруг не было ни души; растущие чуть в стороне деревья раскачивались на ветру всё сильнее; влага с неба быстро захватывала всё новые и новые участки сухой, ещё не знавшей в этом году снега, земли; небо хмурилось сильнее с каждой минутой; заметно холодало.
