— Серьезно? Первый раз увидал, — сокрушенно признался старшина. Но тут же язвительно заметил: — Правда, мы вас — летунов — вообще редко видим. Почитай, чуть ли не в первый раз с начала войны так близко столкнуться довелось. Все где-то в вышине порхаете да на восток драпаете! — Он зло сплюнул на землю.
— Не заводись, Василич, — мужчина с повязкой глотнул из овальной емкости. — Что ты на парня накинулся — он-то не драпал — вон как колонну фрицевскую расчехвостил, любо-дорого посмотреть! Я такого месива с границы не видел, но там все больше нашего брата ихние самолеты гоняли. А здесь как-никак наша взяла!
— Твоя правда, Ефим, — согласился с ним старшина. — Слышь, пилот, тебя звать-то как? Документов твоих мы не нашли. И вообще, комбез, что на тебе надет был, выбросить пришлось — на нем места живого не осталось.
— Дива… — Усталость снова навалилась на Граца в самый неподходящий момент, придавив к земле, и он с трудом шевелил языком. — Диви…
— Дивин, что ли? — грубо спросил третий из мужчин, до сих пор молчавший.
Грац устало закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его, парень окончательно выбился из сил.
— Гр-ррр-и… — попробовал назвать он свое имя, но так и не сумел. И последним, что услышал перед тем, как потерял сознание, было:
— Григорий, видать. Значит, так и запишем: Григорий Дивин — летчик-штурмовик.
* * *
— Эй, летун, иди поешь! — Старшина ловко снял с огня котелок, в котором что-то булькало, а вверх поднимался белесый парок.
— Не хочу, — угрюмо буркнул Грац.
— А вот это зря, парень, — спокойно сказал старшина. — Тебе сейчас сил нужно набираться. Нам ведь еще идти и идти, а повезет ли где-нибудь еще харчами разжиться — это большой вопрос.
— Правильно говорите, — особист, политрук Залыгин, появился, как обычно, бесшумно. Дивайн невольно вздрогнул, он никак не мог привыкнуть к такой манере поведения здешнего контрразведчика. Правда, стоит заметить, что и многие бойцы их разношерстного отряда тоже шарахались в сторону, когда особист вырастал рядом словно из-под земли. — А вы, сержант, перестаньте изображать из себя изнеженную барышню, ясно? Подумаешь, лицо, эка невидаль! Идет война, и потому о внешней красоте вспоминать будем после, когда немчуру с нашей земли вышвырнем. Доступно?
— Есть не вспоминать, — Грац опустил глаза. Спорить не хотелось. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Разве что в очередной раз пожалеть себя и посетовать на судьбу, что так безжалостно обошлась с ним.
