Он вынул из бортового кармана сюртука носовую тряпицу, туго протёр распарившееся от чаепития лицо и раскатисто высморкался. Соловело поглядел в угол на образа, лениво перекрестил лоб и вдруг, блеснув остротой влажных зрачков, уставился на Акима.
— Прижился ты здесь, Аким Кузьмич, прижился… Это хорошо. Только поселение твоё незаконно. Ясак государю императору не платишь. Вольно живёшь. А за волю платить надобно. Да ещё как платить!
— Аким Булавин у отечества и государя в долгах не ходил, ваше благородие, — твёрдо сказал Аким. — Мотрона! — позвал он жену.
Взволнованная, она появилась в дверях горницы.
— Принеси заначку, — спокойной просьбой обратился он к ней.
Мотрона обернулась и подала Акиму небольшой мешочек, сшитый из плотной шкуры тюленя. Он развязал затянутый оленьей жилой тугой комель и высыпал на стол бумажные деньги в рублёвых, трех— и пятирублевых, более мелких купюрах. Были кредитные билеты и высокого достоинства.
— Богатство немалое, — положив руку на денежный ворох и пристально глядя в бегающие глаза исправника, сказал Аким. — Двадцать пять тысяч целковых копеечка в копеечку.
— Поддельные?! — забрызгал слюной Рогожкин, схватив несколько светло-жёлтых, синеватой орнаментовкой пятидесятикопеечного достоинства бумажек. — Мусор!..
— Приданое моей жены Мотроны, ваше благородие, — иронически заметил Аким.
Взяв ассигнацию достоинством двадцать пять рублей, прочитал:
— «Государственные кредитные билеты имеют хождение во всей империи наравне с золотою монетою. За подделку кредитных билетов виновные подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу». Деньги эти благородные, ибо на красоте бумажной золотом рисован лик государя императора Александра Третьего. А ты, Пётр Аверьянович, его «мусором» крестишь. Честь царской фамилии Господь Бог ограждает. А ещё. Деньги эти мы в государеву казну передаём. Коль в отказе препятствие чинить станешь, слух по тундре до губернатора докатит. Что же касательно незаконного поселения, на то разрешительная бумага выдана уполномоченным Марковского уезда урядником Коноплёвым на имя жены моей Мотроны Прокопьевны Жирковой, являющейся дочерью ламутского князька Прокопия Жиркова. — Аким положил перед очумевшим исправником документ и, указав в него пальцем, дополнил: — Здесь всё чёрным по белому указано и царской печатью скреплено. Вот так, Пётр Аверьянович, мы с тобой квиты. Хоть ты и «просил много, а бери, что дают».
За воротами Рогожкина заколотила нервная дрожь. Он был не в состоянии осмыслить происшедшего. С ним прежде никто так не поступал. Аким Булавин — простолюдин, а как деликатно выставил его вон.
