Стихотворения (1928) | страница 7

На первую страницу

с докладом

сам

товарищ Лукомашко.

Начал

с комплиментов ярых:

распластав

язык

пластом,

пел

о наших юбилярах,

о Шекспире,

о Толстом.

Он трубил

в тонах победных,

напрягая

тихий

рот,

что курить

ужасно вредно,

а читать —

наоборот.

Все, что надо,

увязал он,

превосходен

говор гладкий…

Но…

мелькали,

вон из зала,

несознательные пятки.

Чтоб рассеять

эту мрачность,

лектор

с грацией слоновьей

перешел

легко и смачно —

на Малашкина

с луною.

Заливался голосист.

Мысли

шли,

как книги в ранец.

Кто же я теперь —

марксист

или

вегетарианец?!

Час,

как частникова такса,

час

разросся, как года…

На стене

росла

у Маркса

под Толстого

борода.

Если ты —

не дуб,

не ясень,

то тебе

и вывод ясен:

— Рыбу

ножиком

не есть,

чай

в гостях

не пейте с блюдца…—

Это вот оно и есть

куль-т-у-р-р-ная р-р-революция.—

И пока

гремело эхо

и ладоши

били в лад,

Лукомашко

рысью ехал

на шестнадцатый доклад.

С диспута,

вздыхая бурно,

я вернулся

к поздней ночи…

Революция культурная,

а докладчики…

не очень.

Трибуна

у нас

не клирос.

Уважаемые

товарищи няни,

комсомолец

изрядно вырос

и просит

взрослых знаний.

ДЕСЯТИЛЕТНЯЯ ПЕСНЯ

Дрянь адмиральская,

пан

и барон

шли

от шестнадцати

разных сторон.

Пушка —

французская,

а́нглийский танк.

Белым

папаша

Антантовый стан.

Билась

Советская

наша страна,

дни

грохотали

разрывом гранат.

Не для разбоя

битва зовет —

мы

защищаем

поля

и завод.

Шли деревенские,

лезли из шахт,

дрались

голодные,

в рвани

и вшах.

Серые шлемы

с красной звездой

белой ораве

крикнули:

— Стой! —

Били Деникина,

били

Махно,

так же

любого

с дороги смахнем.

Хрустнул,

проломанный,

Крыма хребет.

Красная

крепла

в громе побед.

Перейти на страницу