Стихотворения (1928) | страница 11



И буржуй,
                от чувства великого,
из уральского камня,
                                 с ласкою,
им
     чернильницу с бюстом Рыкова
преподнес
                 в годовщину февральскую.
Он купил
               у дворника брюки
(прозодежда
                    для фининспектора),—
а в театре
                сияют руки
всей игрой
                  бриллиантного спектра.
У него
          обеспечены рублики —
всем достояньем республики.
Миллионом набит карман его,
а не прежним
                     советским «лимоном».
Он мечтает
                   узреть Романова…
Не Второго —
                      а Пантелеймо́на.
На ложу
             в окно
                       театральных касс
тыкая
         ногтем лаковым,
он
    дает
            социальный заказ
на «Дни Турбиных» —
                                    Булгаковым.
Хотя
        буржуй
                    и лицо перекрасил
и пузо не выглядит грузно —
он волк,
            он враг
                        рабочего класса,
он должен быть
                         понят
                                   и узнан.
Там,
       где речь
                     о личной выгоде,
у него
          глаза навыкате.
Там,
       где можно пролезть
                                       для своих нажив,
там
      его
            глаза — ножи.
Не тешься,
                  товарищ,
                                 мирными днями.
Сдавай
             добродушие
                                  в брак.
Товарищи,
                 помните:
                               между нами
орудует
             классовый враг.

II. НОВЫЙ КУЛАК

Кулака увидеть —
                             просто —
посмотри
               любой агит.
Вон кулак:
                ужасно толстый,
и в гармошку сапоги.
Ходит —
              важный,
воло́сья —
                  припомажены.
Цепь лежит
                   тяжелым грузом
на жилетке
                  через пузо.
Первый пьяница
                           кулак.
Он гуляка из гуляк —
и целуется с попами,
рабселькорам на память.
Сам,
        отбился от руки,
всё мастачат
                     батраки.
Сам,
        прельщен оконным светом,
он,
     елозя глазом резвым,
ночью
          преда сельсовета
стережет
               своим обрезом.
Кулака
           чернят —
                          не так ли? —
все плакаты,
                    все спектакли.
Не похож
               на кулачество
                                     этот портрет.
Перекрасил кулак
                             и вид
                                      и масть.