Бывает так в разгар сезона: уйдет охотник из зимовья на несколько дней. Добытые меха оставляет в хижине. Появится в его отсутствие гость — даже не поинтересуется, сколько хозяин добыл, тайник, который во многих хижинах имеется на случай прихода инспектора, тоже искать не подумает. И, уж тем более, ничего не возьмет. Это неписаный закон тайги. А участок для охотника такая же хижина. Каждый имеет свои секреты, свои тайны. И пытаться в них лезть — на свою шею приключений искать.
Тогда не прав был Тимофей. А в чем сейчас его неправота? Почему он чувствует себя виноватым? Почему вина гонит его преследовать медведя-шатуна? Не гонит же она Володю…
Он говорил себе, что не знает, не понимает. Хитрил сам с собой, как хитрил раньше во время разговора с инспектором. Ведь признать то, что очевидно, это значит сказать себе, что и вся предыдущая жизнь его была неправильной. Это значило бы, что инспектор окончательно победил его. Не поймал с поличным, чтобы отдать под суд, как того требует закон о преследовании частных торговцев пушниной или просто браконьеров, нет, это была бы только временная и не совсем прочная победа, победа, за которой могло хоть на следующее утро после уплаты штрафа последовать поражение. И инспектор отлично понимал это. Сейчас же Шумилкин отказался признать себя победителем. И этим он не только победил, но и убедил Тимофея.
И сам Тимофей почти готов был признать это.
Он отдыхал долго. Костер разводить не стал, не стал разогревать себе обед, только слегка закусил вареным мясом. От тяжелого обеда, знал Тимофей, идти будет ой как нелегко.
А когда он пошел, снова прокладывая тропу в снежной целине, то с радостью обнаружил, что силы почти восстановились. Не сразу, но очень скоро он втянулся в дорогу и уже не чувствовал той усталости, что была перед обедом. Он не знал, насколько хватит теперь сил, но радовался, что усталость не мешала ему передвигать тяжелые лыжи.
Он сейчас хотел казаться себе таким, хотел быть сильнее и оттого уже чувствовал силу. Поэтому зашагал быстрее, почти побежал.
Здесь, на реке, бежать стало возможно. Ветер не задерживает на льду большие залежи снега, сдувает сугробы к берегам, оставляя только тонкий слой, слежалый и прочный. Лыжи легко скользят, не надо поднимать ноги, переступать, и Тимофей радовался, что выбрал этот путь.
Еще поворот реки, еще поворот… А следа все нет.
«Если и дальше не будет, — подумал Тимофей, — вернусь назад, пойду сначала, от ложбины».
