Глаза на том берегу | страница 22
Медведь уже пришел к людям. К людям, его не ждущим и не умеющим с ним справиться. И если его не остановить, не уничтожить сейчас же, он еще много дел натворит, много бед…
— Да… Дела… — Володя запустил пятерню в бороду, подергал ее в одну сторону, в другую, виновато, как-то по-собачьи, улыбнулся.
— Пойдешь стрелять? По следу — пойдешь? — спросил Тимофей, не глядя напарнику в глаза.
— У меня три дня осталось. Отгулы кончаются. Не уложиться, не успею. Ведь еще и дорога полтора дня.
— Да, не успеешь. Один пойду.
Тимофей вздохнул. Прав инспектор Шумилкин, прав как правы законы, за соблюдением которых он в меру своих сил следит: старость не старость, годы не годы, а платить надо, надо идти. И если законы Тимофей, вопреки постоянным стараниям Шумилкина, как правило, удачно обходил, словно объезжал сосну, когда на лыжах с горы спускался, обманывал инспектора, то здесь, в этом деле он сам хотел платить.
— Да брось ты, — сказал Володя. — Найдется кто-нибудь, без тебя его убьют. Чего бегать. Когда его теперь догонишь, где найдешь?
В небе одна за другой гасли звезды. В этот последний миг темноты, самой густой, более черной, чем ночью, Тимофей вышел из поселка. Как всегда бывает зимой при ясном небе, играл, покалывая нос и щеки, скручивал в морщины кожу на лице мороз. И еще ветер донимал, задувал сбоку, норовил под легкий, вытертый полушубок забраться.
Тимофей шел уверенным шагом. Слегка поскрипывал под лыжами снег, где-то на другом конце поселка одиноко и тоскливо тявкала в ночь собака, так же, промерзшим голосом, отвечала ей другая. Но Тимофей будто этого и не слышал. Он уже настолько привык к звукам поселка, что натренированное ухо эти звуки отбрасывало, почти не принимая, оставляя только те, что рождались в тайге, среди деревьев.
Тимофей шел напрямик. Шел опять налегке, лишь кое-что из продуктов дней на пять, ружье, патроны — свои, латунные. И сейчас, когда не было за спиной Володи, когда никто не подгонял взглядом, не мерил его выносливость и способность передвигаться быстро, он, характеру своему вопреки, не думая даже о том, что не перед кем себя показывать, спешил и шел быстро, даже быстрее, чем ходил обычно.
Он не мог знать, где теперь медведь. И не было надобности идти к берлоге, чтобы от начальной точки пройти весь путь зверя, весь его мучительный путь в поисках пищи. Он знал заранее, не читая следы, что пищи медведь не нашел, что не смог, раненый, добыть себе что-то на пропитание. И поэтому первой его жертвой мог и должен был быть только человек. Человек, в отличие от зверя, всегда беспечен, даже когда сам охотится. У человека нет звериного слуха и нюха, предупреждающих об опасности, нет лосиных ног, дающих возможность вовремя убежать через сугробы, нет силы, способной противостоять силе хищника. И медведь напал на человека.