— Эй ты, фитиль! — окликнул он энергетика. — Вали сюда, пощебечем!
— У меня с таким экскреметом разговоров нету! — вежливо откликнулся Чупин.
Володька прыснул.
Витя Фролов обрадовался:
— Его нежная душа оказалась очень хлипкой!
Чупин остановился. Приличие требовало выяснить отношения до конца. Фролов вел себя несолидно: шумно суетился, замахивался, но энергетик стоял спокойно, уверенно и презрительно отвечал своему собеседнику. Дело закончилось тем, что от Дома культуры пошел домой Крючков.
— Эй! Славяне! — рыкнул он из темноты. — Что, по-китайски деньги считаете? — Пригрозил: — Помирю!
Услышав глухой, словно из бочки, басок директора, Витя отошел и взял у Володьки гитару:
— Я этому козлу другой раз гитару на уши надену! Узнает у меня — орфей…
Они потолкались еще на улице, но было уже поздно, событий и встреч не намечалось, и они распрощались. Гитарист, пощипывая струны, в одну сторону, а Володька с Димчиком — в другую.
На их пути оказался дом Володькиной учительницы Зои Михайловны. Все комнаты его были освещены электричеством, изнутри слышались голоса — учительшин дискант и отрывистый мужской бас.
И хотя это неприлично, они остановились, прислушались.
— Выступает! — хмыкнул Димчик. — Батька говорил, он как-то в вытрезвиловке ночку ночевал…
Приятели приступили к штакетнику, ощетинившемуся вокруг палисадника. За распускавшимся кустом сирени их не было видно. Голос математички, доносившийся из глубины дома, казался неестественно высоким, словно гитарист Витя настраивал струну, все время извлекая из нее звук, и с каждой секундой сила натяжения этой струны увеличивалась…
С сухим фанерным треском распахнулась легкая дощатая дверь, и в слабом электрическом свете, падающем из бокового кухонного окна, они увидели Зою Михайловну.
— Лю-ууу-дии! — чужим, незнакомо-хриплым голосом выкрикнула она в темноту, не видя Володьку и Димчика, стоявших в трех шагах от нее.
— Гм, гм! — многозначительно кашлянул Володька, старательно отводя глаза от учительши. Она была в неглиже.
Зоя Михайловна прислонилась плечом к дверному косяку. Ладонь ее судорожно отпихивала тонкую филенчатую дверь.
— Товарищи! — голос Зои Михайловны стал тих, слаб, умоляющ, когда она вдруг различила в слабом сумеречном свете фигуры приятелей. — Помогите, товарищи…
— Чем помочь-то? — растерянно спросил Володька.
— Врача, — все так же слабо и нервно отталкивая дверь, сказала Зоя Михайловна. — Сейчас я, кажется, насмерть ушибла человека… Он там, посмотрите, прошу…
