Шеф притащил откуда-то голодного солдатика, усадил в зале и напичкивает всем, чем может. Я припомнил лицо парня: он ехал в предпоследнем вагоне и подходил вчера ко мне спросить несколько копеек. Шеф успел рассказать всем, что солдатика по дороге облапошило жулье — а сам снует с раздатки в зал и обратно за съестным. Пиво, колбаса, солянка, несколько порций второго. Прямо-таки насильно заставил солдата съесть третью порцию курицы. Солдатик пошел из ресторана, держа в руках колбасу и булку хлеба — дары благодетеля-шефа. Вечером, перед тем, как сдавать выручку, я получил от Фисоновой напоминание, что-де шеф в установленном порядке принимает в служебном купе. Что ж, я никогда не был против до конца выяснить отношения.
Шеф, действительно, поджидал меня, лежа в излюбленной позе на нижней полке.
— Ну, что, студент, научился жить? — Шеф с моим приходом не захотел сколь-нибудь пошевелиться, изменить своего положения.
— Научился.
Я стоял, ожидая, что будет дальше.
— То-то же. — Шеф благодушествовал. — Скажи спасибо дяде Феде. Он тоже был когда-то честным и всем верил. Но на него показывали пальцем и смеялись. А дядя Федя сам любит посмеяться. И вообще, студент, как ни говори, а рука — он для наглядности несколько раз сложил пальцы в кулак — только вовнутрь гнется. Ну, давай. — Он нетерпеливо протянул ко мне разверстую ладонь. — Плати за учебу.
Я добросовестно сложил кукиш и упер шефу в лицо.
— Ты чего? — Тот, поняв, в чем дело, вскочил на ноги. — Перегрелся?
— Ничего. Хорошая погода. — И, подавляя сильнейшее искушение ударить шефа, я поскорее убрался из купе.
Я сдал выручку директрисе и, не задерживаясь, ушел к Вере.
— Верочка, мы скоро приедем.
— Да, Володя.
— Скоро кончится эта каторга. И тогда мы поедем вместе — куда угодно.
— Да, да, да…
Ветер мягкими порывами трогал наши лица. «Еще сутки, сутки, сутки…» — выбивали колеса.
Вдруг в стену, смежную со служебкой, негромко стукнули. Это означало опасность. Но Вера, сколько мне было известно, с безбилетниками не связывалась да и на смене была не она. В стену же продолжали как бы невзначай ударять локтем и, наконец, резко постучали в дверь.
Судьба появилась в виде полного средних лет узбека — ревизора в темных очках, в железнодорожной форме со всеми знаками отличия. Сзади робко выглядывала сменщица Веры. Ревизор по-хозяйски, как свою собственность, осмотрел наш стол, купе и особо — Веру.
— Гражданка Елохина?
— Да, это я.
— В чем дело? — Благородное бешенство кинуло меня вперед, я встал перед ревизором, заслонив девушку.
