– Софи… – начал Камерон, не зная, как пробудить в ней голос рассудка. – Взгляни на вещи с практической стороны. Ты невольно поднимаешь шум этими твоими пышными шелестящими юбками. Будешь задевать ими за столы, сбивать фарфор… И главное, ты не сможешь быстро передвигаться в такой одежде.
– В следующий раз я надену мужские брюки и рубашку, – пообещала Софи, приглаживая юбки на бедрах.
При мысли о том, что она может надеть облегающую мужскую одежду, Камерон почувствовал тяжесть в паху. Если бы он увидел Софи в таком костюме, ему ничего не стоило бы представить ее голой.
«Не отвлекайся на посторонние мысли, – приказал он себе. – Мужчина, который думает гениталиями, закончит свою жизнь на виселице».
– Следующего раза для тебя не будет, Солнечный Лучик. Я поступил очень глупо, позволив тебе участвовать в этом деле. Такого больше не случится.
– Ха! – Звук был похож на удар кожаного ремня.
Или перчатки по лицу того, когда вызывают на дуэль. Однако Камерону больше не хотелось ломать словесные копья.
– Подай мне рюкзак и ступай домой, – приказал он. – Я настаиваю на этом. Софи, я не шучу. То, во что мы ввязались, – это не игра. Из-за тебя я могу попасть в беду.
Это был удар в самое больное место. И его слова произвели на Софи нужный эффект.
– Я… я понимаю, – проговорила она сдавленным голосом и, помолчав, добавила: – Хорошо, я уйду. Но не домой, а в сад. Там я буду ждать тебя, находясь в полной безопасности.
– Не обманывай себя, Софи. Опасность подстерегает повсюду, особенно ночью, когда черный бархатный покров тьмы скрывает грехи и пороки.
Достав из кармана маску, он надел ее.
– И ты полагаешь, что этот клочок шелка сделает тебя неуязвимым?
– Мне некогда спорить с тобой, – отрезал Камерон. – Повторяю: я прошу тебя вернуться домой. Если ты настаиваешь на новой встрече, то я назначу свидание. Я буду ждать тебя у сторожки в час дня.
– Ты обещаешь?
– Обещаю, – с легкой запинкой сказал он, надеясь, что Софи этого не заметит. Ложь всегда легко слетала с его губ.
Софи отошла в дальний конец портика, а затем осторожно вышла из глубокого мрака на лунный свет. С каким наслаждением Камерон посадил бы ее сейчас в блестящую повозку, запряженную золотистыми шмелями, и они унесли бы Софи высоко в медовое небо, пронизанное солнечными лучами! Туда, где всегда тепло, светло и безопасно.
Проклятие! Подобные мысли расхолаживали его. Ему не следовало допускать их. В его жизни не было места слащавым фантазиям.
