Камерон повернулся к ней, его губы кривились в усмешке.
– Интересно, и каким же образом ты собираешься остановить меня?
– Я закричу.
– Нет, Солнечный Лучик, ты слишком верный друг и не станешь предавать меня.
«Черт побери, этот Пират слишком хорошо знает меня», – промелькнуло в голове Софи.
Ее решимость остановить его рассыпалась в прах.
– Черт бы тебя побрал, Камерон Фэннинг-Даггет. Ты сбиваешь меня с толку. – У Софи было такое чувство, будто она идет по острию ножа. – Даже не знаю, что вызывает у меня твоя бравада: смех или ужас.
– Когда мои друзья пытаются пожалеть или утешить меня, они, в конце концов, не испытывают ничего, кроме раздражения, – сказал Камерон, засовывая отмычки за голенище сапога. – Я слишком ершистый и неуживчивый человек. Но мне на это наплевать.
Софи внезапно вспомнились слова из «Гамлета», которые ее дядюшка очень любил цитировать: «По-моему, леди слишком много возражает».
– Именно поэтому я предпочитаю жить один, – продолжал Камерон. – Я привык отвечать только за самого себя.
– То, к чему ты привык, меня не касается, – заявила Софи. – А вот сегодня вечером ты будешь действовать не один. – Она высоко подобрала юбки, чтобы они не мешали при ходьбе. – Если ты серьезно намерен незаконно вторгнуться в дом Уолкотта, я пойду с тобой.
Камерон увидел в полутьме, как она вскинула подбородок, – Софи не собиралась уступать ему.
– Софи, ты не менее упряма, чем пятнистая свинья старого мистера Лори. Помнишь ее? Каждую осень она пять-шесть раз ломала загородку загона: так ей хотелось вырваться из него и полакомиться упавшими с дерева яблоками.
– Ее звали Изабель, чтобы добиться своей цели, она все сметала на своем пути. – Софи помолчала. – Это твое сравнение комплиментом не назовешь. Но учитывая то, что некоторые мужчины относятся ко мне так, словно я падалица, которой они не прочь полакомиться, со свиньей надо сравнивать не меня, а их.
– Кто к тебе относится, как к падалице? – с мягким упреком в голосе спросил Камерон.
И Софи подумала: если он и дальше продолжит свою игру, то ему придется подбирать выбитые зубы.
– Давай прекратим этот разговор, иначе мы будем препираться здесь до утра.
Камерон услышал, как зашелестела ее одежда. О боже, женщины закутываются в такое количество ткани, что ее, пожалуй, хватило бы на паруса для сорокапушечного фрегата.
Камерон позволил себе так долго разговаривать с Софи только потому, что это крыло здания было необитаемым. Обычно, идя на дело, он не терял зря ни минуты. Задерживаться на пороге открытой двери было опасно.
