«Какие мысли кружатся в голове у Брунса?— думала Настя. — Неужели все еще он надеется на победу? Гитлер постоянно вдалбливает в головы своим солдатам и офицерам, что появится новое оружие — и тогда... Что тогда? Да и будет ли изобретено это оружие?»
— Ты не веришь, Настя, в нашу победу,— сказал, наконец, Брунс, глядя на нее повлажневшими глазами
Она не ответила ему, не знала, что сказать, слово бы растерялась, а он глядел на нее и ждал.
— Почему же? — помедлив, сказала она тихо. — Ведь Германия так сильна, а временные неудачи… Что ж, они бывают.
Она поняла — он не поверил ей,— лицо приобрело выражение отчужденности, стало почти враждебным. Ей казалось, что он разгадал ее мысли,— смотрел подозрительно.
— Если не веришь, Настя, в нашу победу,— продолжал он,— то с какой целью ты пошла к нам работать? Ну, с какой? Я хочу знать. Скажи мне...
Она оробела, что-то холодное и колкое пробежало по спине. Пыталась подавить в себе волнение, скрыть его от проницательных глаз фашиста. Она ненавидела его в эти минуты и молчала. А он спросил снова:
— Ведь сомневаешься?
— Да, сомнения есть,— ответила она неожиданно для себя,— но я все же
надеюсь.
— На что надеешься?
— На вашу победу, Курт.
— Да, мы победим. — Он вскочил с места, забегал по комнате, продолжал громко кричать, словно бы утешая себя этим криком: — Фюрер найдет средства и способности для подготовки нового, еще более сокрушительного наступления! Он отомстит большевикам за Сталинград и за летнее поражение под Курском! И ты учти, Настя, что война идет на вашей территории.
Сразу захотелось ответить, что война идет пока на нашей, но придет время — будет вестись и на вашей, то есть на немецкой земле. Она ответила ему так — только не словами, а всем выражением своего лица: торжествующе поглядела на него, и он сначала не мог понять, почему она радуется. Потом, наконец, понял, но приблизительно, не уяснив до конца всю глубину ее торжествующей радости.
— Ты не веришь в победу, Настя! Я по твоему лицу вижу — не веришь!..
— Что ты, что ты, Курт! Я преданно служу Германии. Ведь недаром изучила немецкий язык. Работаю на вас, и назад поворота нет. Если победят русские, они меня расстреляют.
— Это верно,— согласился он,— они не помилуют тебя и других, подобных тебе. Таких, как полицейский Синюшихин. Он, кажется, был у тебя?
— Заходил,— ответила Настя,— ведь мы земляки, почти из одной деревни.
— О чем он с тобой говорил?
— Приставал с любовью...
— Это он, грязный полицейский? Как он посмел?
