Верхняя половина туловища Квинса, отделенная от нижней и истекавшая кровью, приподнялась на руках и прохрипела:
- Игра окончена, горец?
Взгляд Дункана был ясен и совершенно спокоен. В нем не было ни ненависти, ни радости. Он тихонько проговорил:
- Может остаться только один.
И опустил катану на шею Квинса.
Голова откатилась к решетке. На мертвом лице застыла странно самодовольная гримаса, не покинувшая Слэна и после смерти.
Дункан выпустил из рук меч и, расправив плечи, полной грудью вдохнул свежий ночной воздух. Это восхитительно! Бархатная ночь, Тесса в безопасности, и больше не надо никого убивать. Он опустил взгляд на обезглавленное тело и сразу понял, что передышка была лишь временной. Как он ненавидел эти мгновения, когда Сила, словно тяжелый молот, обрушивается на усталое тело. Конечно, потом, когда все заканчивается, чувствуешь себя заново родившимся, но... Короче, это не так приятно, как может показаться со стороны.
Сгустки ярко-голубых молний заскользили по телу Квинса, опутывая его блестящей сетью. Они стекались к перерезанной шее и свивались в круглый плотный комок. Он тяжелел и сверкал все ярче и ярче, наливаясь светом и энергией. Вот шар оторвался от среза и, продолжая принимать в себя полчища голубых искрящихся змеек, покидающих одна за другой тело покойного, медленно поплыл по воздуху к середине моста. Поднявшись высоко вверх, он внезапно вспыхнул алой кровавой вспышкой и бесшумно растворился в темноте.
Через несколько секунд грохот разорвавшейся бомбы потряс всю конструкцию моста. Небо над головой Дункана загорелось, словно в нем зажглось миниатюрное ночное солнце, изрыгающее сверкающий сноп шипящих и извивающихся драконов-молний, до боли режущих слепнущие глаза.
Неистовствующий поток энергии вдавил Дункана в землю. Разряды пронзали тело миллиардами мельчайших игл. Хлесткие языки ослепительных молний опутали ноги Мак-Лауда и, на мгновение приподняв его над землей, со страшной силой обрушили вниз, пытаясь расплющить о мостовую.
Дункана затрясло, как в лихорадке, чудовищная боль терзала тело. Искрящиеся ветви этого дьявольского энергетического репейника обвили его со всех сторон и, сжав в последний раз, словно в предсмертной конвульсии, растворились, просочившись сквозь холодный асфальт мостовой.
Поиздевавшись всласть над человеком, вихрь принялся за неодушевленные предметы. Он разметал таблички и легкие фонари, размещенные на опорах моста, исковеркал другие фонари, стоящие на бордюре, сорвал запрещающие проезд большой щит и заграждение, а потом принялся за автомобили.
