И от своего же дурачества дико расхохоталась, глянув, как Макс успокоительным жестом прикладывает палец к губам. А разве соседям Наташины песни не нравятся?! Здесь такая изумительная акустика!
— У тебя очень красивый голос! — похвалил он.
— У тебя тоже, — закокетничала она.
— Ты все еще хочешь стать известной певицей?
Наташа затаила дыхание — она всегда начинает радостно волноваться, когда разговор заходит о ее профессиональном предназначении.
— Макс, я уже определила себя на другом поприще, — улыбнулась девушка, высунув из пены вверх свою стройную гладкую ножку. — Я актриса, а не мечтательница. Это моё, я этим живу. Я хочу не известности, а работы. Я хочу работать актрисой. И именно в кино, а не в театре. Мне нравится играть глазами. Так можно показать все, любую эмоцию.
Макс замолчал и больше уже не хотел с ней разговаривать. Работать киноактрисой — это же, несомненно, не в Сочи. Как он мог надеяться, что она поживет в Москве студенческой жизнью и вернется домой?! Она хочет работать актрисой. И он сам когда-то предполагал, что из нее выйдет хорошая актриса…
— Знаешь, что мы там в том клипе снимали? — снова подала голос Наташа.
Макс понял, речь идет о клипе, после которого ее позвали во ВГИК. Понял, но промолчал.
— Смерть певицы на сцене, — засмеялась Наташа. И через мгновение с серьезнейшим видом призналась: — Мне было страшно. Я представила себе, что это происходит на самом деле, и мне стало страшно! — ее голос звучал так выразительно, что у нее самой же пробегали мурашки от своих слов. — Это как жизненный опыт, Макс. Я умирала на сцене, а у меня вся жизнь была впереди. Ты знаешь, это страшно! Умирать — это страшно! Мысль, Макс, последняя мысль, она такая болезненная! Я лежала на полу, расслабилась — меня убили, и поняла — это ведь все. Конец. Вот так вот один раз умереть — и больше никогда не встанешь на ноги. Не откроешь глаза. Больше никогда не увидишь даже тех людей, кто в ту минуту был рядом, не говоря уже о тех, кто остался в Сочи. А знаешь, о каких глупостях думаешь в последний момент? — и изобразила доходчиво едва живым, дрожащим голосом: — Я еще песню не дописала, кто же теперь допишет ее за меня? — и так же внезапно Наташа вернулась в прежнее беззаботное, мирное состояние: — Понимаешь, какая мулька? ЖИЗНЬ обрывается, а ты думаешь о недописанной песне…Так по Сочи заскучала в тот момент, по тебе! И вроде отдавала себе отчет, что это понарошку, но так хотелось плакать, ты себе не представляешь! Это было так больно — морально…
