— Ну что, мальчишки и девчонки, вы знаете «В тиши ночной»? — не унималась женщина. Я уже собирался довольно резко одернуть ее, но тут Брайан, старший сын, заметив валивший у меня из ушей дым, решил вставить словечко:
— Нет, мэм. Извините. Не знаем. Зато мы знаем «Звените, колокольчики».
Всю дорогу до ужасного пятого этажа все десятеро с удовольствием горланили про колокольчики. Выходя из лифта, я увидел на глазах у женщины счастливые слезы и внезапно понял, что ведь и она пришла сюда не просто так… Мой сынишка разрулил положение лучше любого дипломата ООН и уж в любом случае лучше, чем смог бы я.
Я хотел поцеловать его в лоб, но нынче одиннадцатилетние парни и не за такое убивают, поэтому мужественно потрепал его по спине, и мы все свернули в тихий белый коридор.
Крисси, обнимая свою «лучшую маленькую подружку», как она называет Шону, как раз пела второй куплет песенки про Рудольфа — красноносого оленя, когда мы подошли к комнате сиделок.
Стараниями старших сестер, Хулии и Джейн, маленькие девочки превратились в настоящих ангелочков — в платьицах и с «конскими хвостиками».
У меня отличные дети. Правда, они удивительные. Как и все мы в последнее время, они через многое прошли и в результате так вознеслись над этой жизнью, что порой мне и самому с трудом в это верится.
Но иногда меня все-таки бесит, что им пришлось через все это пройти.
В конце второго коридора, у палаты пятьсот тринадцать, нас ждала женщина в кресле-каталке. На сорокакилограммовом тельце — платье в цветочек, на безволосой голове — бейсболка «Янки».
— Мама! — завопили детишки, и топот двадцати ног нарушил тишину больничных коридоров.
Моя жена так исхудала, что едва ли хватило места всем, чтобы обнять ее двадцатью руками, но дети как-то умудрились все прижаться к ней. А потом подошел я и обнял всех сразу. Жену держали на морфине, кодеине и перкосете, но только однажды я видел, что ей совсем не больно. Это было то самое мгновение, когда мы вошли в палату и все ее утята прижались к ней.
— Майкл, — прошептала мне Мэйв, — спасибо. Спасибо! Они прекрасные.
— Ты тоже, — ответил я шепотом. — Ну-ка скажи, в этот раз ты ведь не додумалась снова прыгнуть из постели сама?
Каждый день, когда мы приходили к ней, она надевала нарядное платье, прятала капельницу с обезболивающими, и на ее лице всегда была улыбка.
— Если бы ты не любил прекрасных женщин, мистер Беннетт, — жена изо всех сил пыталась не закрыть подернутые дымкой глаза, — ты бы женился на ком-нибудь другом.
