— Как же, есть мне время с ней возиться! — грубо отозвалась нянька. — У меня и без нее немало дела!
— Так дайте, я сама переодену ее!
— Пожалуй, переоденьте! Да только, кажись, y нее и рубашек-то чистых нет!
Нянька, держа на руках своего еще не угомонившегося питомца, выдвинула один из ящиков комода и заглянула в него.
— Так и есть, все белье перепачкала, мерзкая девчонка! — вскричала она и снова принялась укачивать Пашу.
— A где же Шура? — осведомилась Маша.
— Шура? Она здесь где-то была. Шурка, куда ты запряталась? Не слышишь разве, тетенька твоя пришла! — крикнула нянька.
Из-за кровати показалась маленькая Шура. Лицо ее было заплакано, волосы растрепаны, она видимо с трудом сдерживала рыдание и, несмело сделав несколько шагов, остановилась и опустила голову.
— Шурочка, милая, что с тобой? О чем ты плакала? Приди ко мне! Расскажи мне все.
Маша привлекла к себе малютку и нежно обняла ее. Бедная девочка прижалась головкой к ее коленам и вдруг разразилась сильнейшими рыданиями.
— Боже мой! Что это с ней? Отчего это она так? — тревожно спрашивала Маша y няньки.
— A ей сегодня от маменьки досталась малая толика! — объяснила нянька, которой, наконец, удалось угомонить и усыпить своего крикливого питомца. — Она несла чашку да уронила ее, a Аполлинария Васильевна посекла ее, и порядком-таки посекла.
— И часто сечет она ее? — спросила Маша, еще нежнее прижимая к себе плачущего ребенка.
— Да достается-таки ей, — равнодушным голосом отвечала нянька. — Когда розгами, a когда и просто рукой так отпотчует, что чудо.
— A что же Павел Васильевич? Как же он-то позволяет бить своего ребенка? — Маша едва могла сдерживать волнение.
— Что Павел Васильевич? — нянька уселась против Маши и видимо не прочь была посудачить о своих хозяевах. — Павел Васильевич Шуру любит. Ту — она указала на Нюшу — не так, об той иной раз по несколько дней не вспомнит, a эту, как придет домой, сейчас к себе зовет, ласкает. Аполлинарии Васильевне это не нравится, хочет, чтобы он больше ее Пашу любил. Как его дома нет, она на ребенке свое зло и вымещает. Надо правду сказать, Шурке больно от нее достается. Вчера, как толкнет ее со всей силы, a та полетела да прямо лбом об дверь… В кровь расшиблась, даже я перепугалась! A сегодня…
В передней раздался звонок.
— Ахти! Никак хозяйка! — вскричала нянька, прерывая свой рассказ, и побежала отворять дверь.
Маше не хотелось встречаться с Аполлинарией Васильевной. Она чувствовала, что не в состоянии спокойно разговаривать с этой злой женщиной, и понимала, что, откровенно высказав ей свое мнение о ее поступках, только ухудшит несчастное положение детей. Она наскоро распрощалась с бедными малютками и по черной лестнице вышла на улицу.
