Я с детства умею ездить верхом. Я бы ездил не хуже, а может быть, даже лучше Лени. И Рогатин сказал бы Лене: «Учись, товарищ Крутиков, у товарища Мамедова». Но у меня не было ни коня, ни сабли, ни пистолета. А была тяжелая винтовка. Она, если приставить ее к ноге, опустив на землю, была выше самого меня и такая же тяжелая. Но делать было нечего. Приходилось вместо коня бегать самому.
Но что мне по-настоящему нравилось — это подбивать танк. К этим занятиям мы начали готовиться давно. Вернее, готовить площадку. Сбоку от площадки, где мы маршировали, ребята, по указанию Рогатина, соорудили высокую косую насыпь. А на ней уложили рельсы. Для чего мы все это делаем, мы и сами не знали. Рогатин на наши вопросы отвечал: «Военная тайна». И мы не знали, говорит он серьезно или шутит. Но вот в один прекрасный день на рельсах появилась фанерная танкетка, оббитая листами жести. Одна из групп разместилась в окопах, вырытых по обеим сторонам насыпи. В руках у ребят были бутылки с зажигательной смесью. Танкетку пускали, и она с нарастающей скоростью неслась по рельсам вниз по насыпи, а мы, по команде Рогатина, должны были успеть поджечь фитиль и попасть бутылкой в танкетку. Это было совсем не так легко, как казалось, когда смотришь на других. Впечатление было такое, будто танкетка мчится прямо на тебя. Руки плохо слушались, и фитиль не хотел зажигаться. А бутылка почему-то летела мимо танкетки, которая неслась все дальше и дальше. Зато как было здорово, когда кому-нибудь удавалось попасть в танкетку, в заднюю часть, где находилось горючее. Танкетка мигом вспыхивала и неслась по рельсам как огненный ком, пока ее не тушила пожарная команда.
Занятия по поджиганию танков у нас проходили раз в неделю, и я с нетерпением ждал их. Если бы я мог, я бы все военные занятия проводил с танкеткой. Но Рогатин говорил, что порядок есть порядок, и продолжал гонять нас с винтовками в руках. И все-таки ребята все лучше и лучше бросали бутылки. Теперь пожарной команде приходилось работать не покладая рук. Рогатин каждый раз объявлял, кому из ребят удалось подбить танкетку. И чаще других он называл Лёнину фамилию. А я с завистью думал: «Опять он. Опять Леня Крутиков — мой враг». Но наконец и мне удалось подбить танкетку, и Рогатин объявил: «Танк подбил Мамед Мамедов!» Это было замечательно!
Занятия окончились. Кто-то из ребят окликнул меня. Но я не ответил и в училище не пошел со всеми вместе, а отправился побродить. Шел и снова представлял себе, как я целюсь, бросаю бутылку и танкетка вспыхивает и несется, объятая огнем. А в ушах моих звучал голос Рогатина: «Танк подбил Мамед Мамедов! Два танка… три… четыре…» Мне казалось, что теперь я уже всегда буду бросать бутылки без промаха. А если так случится, что попаду на фронт, то сумею подбить и настоящий танк. Я уже достаточно взрослый, чтобы отправиться на фронт. Разве не так? Пусть мне еще нет четырнадцати лет. Но дело ведь не в годах, а в том, какой человек, что он умеет делать, чего добился. А добился я немалого. И в самом деле, меня приняли в училище. И учился я хорошо и работал неплохо. Захар Иванович меня часто ставил в пример не только новичкам, по и старшим ребятам. Я был старостой, и ребята слушали меня.
