Я знаю.
Там, кажется, «Ока»
На Каме?
Тоска,
Нашла коса
На камень.
Там гуси, тесно: пух,
Перо, перины.
Там места не находит дух
Марины.
Эта жизнь – ожидания зал.
Да и есть ли в ней что-нибудь, кроме
Дороги, плевков, вокзала. А вокзал
Сам своих мертвецов хоронит.
У Харона фуражка, как маков цвет,
Он животик наел не одним тобою.
Проверено: ни мин, ни мыслей, ни чувств нет.
Минеты – есть. А любовь вся осталась в Трое.
Стройся по́ трое, строй свою Трою, рой свой приют,
Свой ковчег – деревянной одежкой себя побалуй.
Стикс примет твой челн, но плата за каждую из минут
Твоей дрянненькой жизни отнюдь не покажется малой.
Эта жизнь – ожиданье (инь-янь:
Инь – за нас, янь – за фрицев-гадов).
Тело – тлен, дело – дрянь.
Что ты, милый, расстраиваться не надо.
Мы тебе приготовили лучшую из одежд,
Этот пурпур – он даже царям не снился.
Ты же сам говорил: был ты юным невежд —
Ой (ой-ей-ей!)
И тебе этот путь от утра до поминок все длился, и длился,
и длился…
Но конечен любой маршрут. Бесконечна тьма
За окошком вагонным. Вокзал растворится в дымке.
…А продуло тебя на санках. Помнишь, была зима?
Помнишь, катались – Оська, Алешка, Димка?
…И вот оно – открытие! – От крыш
Воздушной тетивой, тугой и тугоплавкой,
В июльский воздух брошен – и паришь,
Мечтаешь, грезишь – ангел на полставки.
И ты уже готов по ангельскому праву
Порядок навести, законы учредить.
Ты смел, и прям, и оч. скор на расправу,
И счастье общее, конечно, впереди.
Так размечтаешься в плену у грез невинных!
Но грезы коротки (июльская гроза!),
А следом настает черед раздумий длинных,
И правды, колкой, как песок в глазах.
Ну, понатужься, ну, ответь, малыш,
Готов ли ты, такая, в общем-то, козявка,
Сразиться с веком-волкодавом, с веком-шавкой?
Конечно, нет. Я лишь готов, как мышь,
Все грызть, и грызть, и грызть постылую удавку.
Сидеть тихонько, впрочем. Ведь по лавкам —
То у меня – сам-семь. Прости меня. Простишь?
Я не герой. Я лишь носитель грыж.
А за окошком крепкий материал:
Меркаторова карта – контуры, название Россия.
Кому пожаловаться мне на линии косые
Домишек, дыма, ливня, матерясь,
На злую беспредельность бытия
И на предельность осознания? Мессия?
Невыполнима миссия сия.
Сияет нимб, под нимбом-то пустоты.
А счастье нам отмеривают жмоты.
Счастливых россиян – как марсиан.
На Марсе будут яблони цвести —
Мы пели песни, в ямбе заходились.
Куда все это деть, скажи на милость?
Нет чтоб еще разочек мне вмастить
