Стоя у зеркала, заплетая волосы в высокую объемную косу, Эмма и не думала доставать косметичку, так любезно наполненную до самых краев её матерью. Джессика никогда не настаивала на том, чтобы её дочь наносила «боевую раскраску племени краснокожих». Она считала, что современные девушки увлекаются в своих художествах сверх меры. Но она так же считала, что макияж в пределах нормы, просто необходим. Поэтому, каждый раз, заметив на лице дочери только пару взмахов туши и гигиеническую помаду, она начинала давать ей советы по уходу за собой. И, как повелось, Эмма выслушивала их, кивая, а на следующий день все оставалось так, как оно есть.
Но вот уже больше года матери было не до её макияжа и сейчас, обнаружив этот «склад боеприпасов» на дне своей сумки, Эмма слегка удивилась. Она открыла «сокровищницу», изучила её содержимое, и с невозмутимым видом отправила обратно. «Может быть, когда-нибудь… — мысленно отмахнулась она». Коса была закончена и закреплена тонкой, под цвет волос, резинкой. Несколько прядей выбились, но девушке было уже некогда. В окно постучали, и она поспешила отдернуть шторы. С улицы, улыбаясь в шестьдесят четыре зуба, стояли Максим Сваровский и Феликс Штандаль.
* * *
Общая столовая находилась на первом этаже академии, напротив парадного входа. Она была настолько просторной, что могла запросто вместить сразу до пятисот человек. По обе стороны от неё поднимались две широкие лестницы, ведущие на верхние этажи. Здесь же, из этой просторной проходной залы были двери в «Бальный зал», как называли его сами студенты. Так же как столовая он был немного ниже первого этажа и ни на метр не уступал ей. Это помещение, находящееся правее, использовалось не только на праздники, но и на другие, в том числе связанные с учебой общие собрания академии.
Сейчас большие двери «Бального зала» и находящегося левее столовой — спортивного, были плотно закрыты, а в холе стояли небольшие группы студентов. Кто-то общался, кто-то уже проходил в столовую. Группа парней на лестнице громко смеялась. Проходя мимо них, Эмма краем уха услышала разговор двух девушек. Она повернула голову к звуку.
— Тебе бы не помешало немного косметики, — оценивающе заметила темненькая.
— Зачем? — скучающе спросила блондинка.
— Как зачем? — притворно удивилась её собеседница. — Чтобы быть привлекательной. И тебе, следовало бы жирнее подвести здесь и…
Это было так похоже на убеждение, которое практиковала мать Эммы, но слова, сказанные с некоторой долей снисхождения, навряд ли шли от чистого сердца. И считала так, видимо, не она одна. Блондинка отвела её руку от своего лица и спокойно сказала:
