"Она Одержимая, так или иначе", - он заставил себя подумать именно так.
Рядом стоял Джаффар, касаясь плечом его плеча. Хронист был одет точно так же, как и во время первой их встречи, но на этот раз он говорил без вальяжности или игривости.
- Ты знаешь, что Одержимые должны быть казнены, все до единого.
Эти слова вдохнули в Гирема новые силы.
- Тихо! - крикнул он, и люди замолкли, глядя на него и ожидая его решения.
- Эта женщина, которую наша семья долгое время считала своим членом, созналась в том, что она ведьма. Властью, данной мне отцом, я приговариваю её к смерти через сожжение на костре. Принесите огонь!
Толпа ликующе загудела и вдруг расступилась в стороны, подобно воде, в которую швырнули увесистый булыжник. Сильный голос заставил толпу умолкнуть.
- Молодец, сын! Я в тебе не ошибся. А теперь покарай Одержимую, как подобает моему наследнику. Сожги её Словом Огня!
Рензам Рект вернулся домой.
Короли и аристократы Изры бахвалятся тем,
что их королевство обладает городом-жемчужиной, прекрасным и загадочным Шуруппаком.
Разочарую их - Шуруппак никогда не являлся,
не является, и не будет являться "их" городом.
Шуруппак - это город-государство.
Шуруппак - это чужеродное тело на карте Изры.
Шуруппак - это планета, принадлежащая существам, которых мы называем Диастрийцами.
Дунфуналь Маэльдун, "Дождливые дни, когда безумие отступает",
1095 год от создания Триединой Церкви.
Триксель Нурвин стоял на корме ладьи, завернувшись в тяжёлый плащ со слежавшимся мехом, и вдыхал сырой утренний воздух Сиары.
В спокойных прозрачных водах реки виднелись тёмные кущи подводных трав, а широкие зелёные листья кувшинок податливо расступались перед деревянным носом ладьи. Волны ударялись о борт с тихим убаюкивающим плеском. В контраст им резко и часто кричали чайки, кружившие в небе и иногда спускавшиеся к поверхности воды, чтобы поймать мелкую рыбёшку. Совсем недавно ладья оставила за кормой широкие воды Бруссового океана и теперь плыла в виду зарослей рогоза и ореховых рощ. Далеко впереди в знойной дымке смутно угадывались очертания двух горных гряд, расходящихся в стороны.
Триксель вслушивался в тихий плеск волн и шум мерно поднимавшихся и опускавшихся вёсел. С носа тридцативёсельной ладьи доносились вялые разговоры мореходов. В девяти случаях из десяти они искрили бы юмором и всячески радовались концу месячного путешествия вдоль границ промозглого ветра и бесплодных скалистых берегов. Но сейчас выпал тот самый редкий случай, когда северные мужчины, крепкие, закалённые морем и солью, откровенно говоря, боялись приближаться к месту назначения.
