Элли отняла тряпицу от плеча раненного, и Джаффар присвистнул. У Гирема помутнело в глазах от одного вида того, во что превратилась небольшая рана. Плечо Алана увеличилось втрое, кожа на нём почернела. Казалось, стоит его коснуться, и оно рассыплется пеплом.
- Через день таким станет всё тело, - грустно произнесла Элли и утёрла пот с его лба, окружённого короной из белоснежных волос. Гирем отвёл взгляд от раны и посмотрел на пляшущий в печи огонь.
Огонь. Дикая стихия, её сложно приручить. В тайных анналах семьи Рект были записаны пять Слов Огня, которые создали ещё предки Рензама. Отец мастерски обращался с этой своенравной стихией и, разумеется, пытался обучить приёмам управления ею своих сыновей. Хрестофер, который всегда был любимчиком Алана, сумел выскользнуть из ежовых рукавиц отца, сосредоточившись на Словах Воды, к произношению которых имел хорошие способности. Тогда Рензам и уделил всё своё внимание Гирему. Правда тот, умея поднимать земляные столбы и ровнять холмы, не мог выдавить даже несчастной струйки огня. За что однажды получил несправедливое, обидное наказание. Тёмное пятно ожога до сих пор покрывало его руку от кисти до локтя и служило вечным свидетельством отцовского гнева.
Повинуясь порыву, с мыслью "А что, если сейчас получится?", он нашёл в груде вещей, принадлежащих Манти, металлическое блюдце, и положил на него несколько листочков чернополоха и жниваденя, которые носил с собой. Подняв жезл над ними, другой рукой он коснулся висевшего на груди круглого медальона, в камне которого бился оранжевый огонёк неугасимого пламени. В среде Преломляющих ходят различные суеверия, в том числе гласящее, что искра неугасимого пламени помогает лучше сосредоточиться на Слове Огня.
Гирем мысленно произнёс Слово и погрузился в собственное сознание. Сейчас в нём хаотично смешивались мысли, яркие образы и картинки, выражающие разнообразные эмоции. Было ещё одно ощущение. Ощущение того, что он окружён толщей воды. Конечно, это была не вода, а нечто, вызывавшее ассоциацию с водой. В ней его не метало подводное течение, не удерживала плотность воды, не утаскивали вниз сила притяжения и давление. Его плотно окутывало упругое нечто, нежно гладившее его кожу и сознание. Он отдался этому ощущению и увидел серую завесу, задёрнувшуюся подобно ширме, и отгородившую собой суетливые мысли и сиюминутные эмоции. Он всё ещё мог мыслить и чувствовать, но теперь на фоне завесы темнели проёмы множества "дверей". Разумеется, настоящий облик этих входов был далёк от того, какими их рисовало воображение Гирема.
