Ох, как же я был согласен со скандалящим швейцарцем! Так и пожал бы его толерантную руку за правильные и своевременные слова.
Только мой докторишка — мучитель не собирался сдаваться и живо заткнул оппоненту фонтан красноречия:
— Освальд, вынужден вам напомнить, что все оборудование комнаты принадлежит клинике, и вы здесь не более чем технический консультант, в знаниях которого мы уже и не нуждаемся. Так что можете отправляться в свою Лозанну вкупе со своими неуместными жалобами и безосновательными требованиями. Я сегодня же закрою вашу командировку и распоряжусь бухгалтерии о покупке билета для вашего отправления на родину.
— Ах, так?! И вы не побоитесь обструкции и презрения от всего мирового сообщества психиатров?
— Дорогой Освальд. На презрение напыщенных снобов, которые в нашей профессии мало в чем разбираются, я, простите за грубость, клал с прибором. А мнение тех, кого я действительно уважаю, сильно отличается от вашего и вам подобных, по сути своей, технических специалистов. Поэтому требую немедленно покинуть данное помещение.
— Господин Синицын! — уже почти рычал разъяренный представитель производителя. — Вы еще страшно пожалеете о содеянном. Зло — всегда наказуемо! — выкрикнул он напоследок, после чего, похоже, вышел вон.
Наступила минута полной тишины, если не считать звука шагов. Затем еще несколько минут относительного спокойствия, и главврач вернулся. Хоть я и не видел ничего (глаза самопроизвольно и давно закрылись), но почему-то представил себе определенные действия. Наверное, ауроцепция помогла. Ведь за это короткое время можно было выгнать помощника из операторской, отключить видеокамеры и запереть второе помещение на ключ. Так сказать во избежание посторонних ушей.
А потом голос дяди Аристарха раздался возле самого моего уха:
— Максим, ты этого слесаря не слушай, такие, как он, вообще дальше инструкций ничего не видят. А вот чтобы познать, охватить единым взглядом всю проблему, у них ни желания, ни опыта, ни образования не хватает.
Естественно, что я не смог удержать проявления недовольства от таких речей. Потому и задергался, точнее говоря, постарался двигать лишь одной челюстью, а что там задергалось в организме, мне оглашать не стали. Только и раздалось шиканье:
— Тише, тише! Не возмущайся! — зашептал он, словно перевел мои судорожные движения в слова или тоже ауру читать научился. — Понимаю твое недовольство, и, поверь мне, будь я на твоем месте, вел бы себя идентично. Только у меня гораздо больше данных о твоем теле, чем у остальных, вместе взятых. И, что хуже всего, на мне лежит вся ответственность за твое состояние. Папашу-то своего хорошо знаешь? — сделал паузу, дожидаясь пока я дернусь. — Вот именно! И я его знаю, мы с ним давние приятели. Ведь если он на что-то взъестся, то от моей клиники, да и от меня самого только клочья полетят. Объясняю: я не столько боюсь, сколько отлично осознаю все возможные негативные последствия. Честно говоря, если бы я предвидел такое развитие событий, вообще бы помалкивал и об игровой комнате, и тем более о ее закупке. Не пришлось бы брать у Сергея огромные суммы, а теперь отчитываться за результаты. Ибо легче было бы пригласить нескольких коллег высокого ранга и вывернуться под шумок групповой ответственности. Чтобы с тобой ни случилось, меня бы это не коснулось. Но тут дело другое… тебя я знаю чуть ли не с пеленок…
