Спокойно, будто не было никакой войны, реб Эфраим достал рукопись и принялся читать Карновскому недавно добавленные мысли.
Единственным, кто заступился за Карновского, оказался его сын, от которого Довид давно не ждал ничего хорошего. В новой форме военного врача Георг пришел в полицию и растолковал, что несправедливо интернировать отца, когда его единственный сын отправляется на фронт. Довида оставили в покое.
— Поди знай, откуда что возьмется, — сказал он жене, на этот раз не по-немецки, а по-еврейски. — Никогда бы не подумал, что Георг на такое способен.
— А я всегда гордилась нашим сыном, — ответила счастливая Лея. — Храни его Бог, нашего мальчика…
Больше всех последними событиями был раздражен доктор Фриц Ландау.
— Идиоты, стадо баранов, пушечное мясо! — напутствовал он военные части, с песнями марширующие на фронт. — Кайзеровские жополизы гонят их на смерть, а они еще и поют!
— Папа, перестань, — просила Эльза, — не надо при пациентах. Еще донесет кто-нибудь.
— Ну и пусть! — кричал доктор. — Я бы это самому кайзеру сказал!
В пивной Петерсилле доктор метал громы и молнии в товарищей по партии, которые поддерживали правительство, в глаза называл их идиотами, у которых в голове бумага вместо мозгов, а в жилах чернила вместо крови. Знали бы они, какой прекрасный механизм человеческое тело, из какой замечательной материи оно состоит, как умно, рационально сделан каждый орган, как удивительно переплетены нервы, как чудесно устроены сердце, мозг, глаз! Тогда бы они ни за что не смогли убить человека. Но они, болваны, ничего знать не хотят, кроме дурацкой политики, да благоговеют перед коронами и лампасами. Потому-то они так легко и становятся убийцами.
Когда Георг Карновский, в военной форме, зашел попрощаться перед отправкой на фронт, у доктора Ландау не нашлось для него ни одного доброго слова.
— Прощайте, доктор-убийца, — сердито пробурчал он, подавая Георгу кончики пальцев.
Георг попытался оправдаться:
— К счастью, я еду не убивать, а лечить. Не будьте так суровы. Не я начал войну.
— Все вы ее начали, все! — закричал доктор Ландау. — С ума вы все посходили, мясники чертовы!
Совершенно иначе приняла Георга Эльза. Она тоже уже получила диплом и работала вместе с отцом, но никто не собирался отправлять ее на фронт. Поэтому она была расстроена и завидовала Георгу. Общее возбуждение, марширующие солдаты, парады, военная музыка, реющие знамена волновали ей кровь, притягивали, манили. Ей хотелось куда-то идти, маршировать, петь, что-то делать и радоваться вместе со всеми.
