Вроде бы на него можно было положиться.
Ладно.
Зрителям внизу раздавали бесплатные станки для бритья. Девушки смешались с толпой. Люди расходились.
Клокман знаком показал мальчикам в спортивных трусах, что они могут идти. Он взглянул наверх, на пустеющие трибуны.
— Они вернутся, — сказал он Палеку, который сделал замечание по этому поводу, — вот увидите! Я знаю, что говорю. Их будет еще больше, чем сегодня!
— Будем надеяться, — жизнерадостно ответил Палек. — Сегодня ведь был аншлаг. Выпьем? — Я вас приглашаю.
Снова появилась секретарша. Возможно, из-за нее у Палека и было такое игривое настроение. У нее был роскошный фасад.
— Бедняга! Теперь какое-то время он будет прозябать в полном одиночестве, — сказала она на ходу. Она указала на героя. Он стоял, облепленный мыльной пеной. На запястьях у нее были волоски.
Клокман еще не воспрял духом. По пути из главного зала в кабинет Палека — это была обычная прогулка по зеркальным коридорам и пустым лестницам — он задумчиво плелся за своими спутниками. Вообще-то ему это было не свойственно. Человек он был компанейский, общительный, несмотря на то что жил как лунатик: переезжал с континента на континент. На дружбу времени не оставалось. О семье, ясное дело, он и не помышлял.
Сегодня я порядком понервничал. Все эта духотища! Наверное, у него после всего кожа кровоточит. Или это завтрак в отеле? Он вспомнил сковороду со стеклянистыми кусками сала. Потом столовую в отеле — всю обстановку — официантов на заднем плане — словно черные пятна…
Он схватился за живот.
Официанты съежились. Они разом съеживались и разрастались. Их лица потемнели — и заострились. Из спин вытянулись тонкие, длинные хвосты! И вот уже одна тварь встала на четвереньки, на лапы. Жирная крыса!
Крысы.
Столовая превратилась в огромный зал, в заброшенный пчелиный улей, опустевший и заполненный отвратительной гущей застывшей манной каши.
В ней утопали тарелки.
Цветов не было.
Вдруг эта ровная поверхность лопнула, разверзлась глубокая трещина, и Клокман — как будто перед ним распахнулась от ветра двухстворчатая дверь — заглянул в пучину, откуда изредка, словно из пустоты космоса, доносился свист: тут крысы бросились по уходящим вверх лестницам.
Он откинул голову как можно дальше, насколько хватало сил: храм! Какое-то здание! Но только здание было бесконечным — ни крыши, ни кровли, одни только лестницы — они тянулись ввысь — пыльные, огромные — и ни одной живой души, никого! Ничего похожего на говорящее существо. — Порой даже проклятие и то услышать отрадно.
