Дальше таких невинных шуток не шли наши политические намеки. На 5-ый день сидения университетский суд над нами окончился; нам стали объявлять приговоры. С утра по группам вызывали в контору "с вещами", а вызванные не возвращались. Суд правления установил несколько категорий. Немногие были совсем исключены; другие отделались пустяками. Я попал в третью категорию, которая была уволена, но только до осени и с правом обратного поступления. Эта категория была объявлена "серьезными виновниками, но не вовсе морально испорченными и дающими надежду на исправление". Объявив решение часов в 11 вечера, полицеймейстер с вежливым поклоном нам возвестил: "Вы свободны".
Я был свободен, но мои планы на ближайшее время оказались разрушены.
То, о чем я мечтал, как о чем-то серьезном, о сближении нашем с международным студенчеством, оказалось лично для меня невозможным. Я был исключен, не был студентом, и поэтому в качестве студенческого делегата ехать уже не мог.
Но заграницу я все же поехал, но на других основаниях. По возвращении из Парижа я на охоте купил в лавочке колбасы, которая оказалась не свежей и отравился. Острый период отравления миновал, но я все слабел. Местное, слишком энергичное лечение, причиняло мне только вред, и врач дал обычный совет: переменить "обстановку" и на время уехать. А как раз в это время наша мачеха собиралась в Швейцарию погостить у своих близких друзей.
Я не хотел в этих воспоминаниях говорить о том, что имело бы слишком личный характер, как всякие семейные отношения, но в данном случае вопрос стойл несколько шире. Я был в старших классах {122} гимназии, когда отец вторично женился. Наша мачеха была дочерью Ф. Н. Королева, бывшего Директора Петровской Академии, назначенного туда после знаменитого убийства Нечаевым студента Иванова. (Сюжет "Бесов" Достоевского). Совсем молодой она вышла замуж за Ломовского, профессора высшей математики, по словам его знавших, исключительного человека по таланту и знаниям. Очень скоро он покончил с собой. О причине этого при нас не говорили.
Мачеха была другим человеком, чем наша семья. Была писательницей. Еще при жизни матери, когда мы не знали ее, нам подарили ее детскую книгу под псевдонимом Л. Нелидовой - "Девочка Лида". Она нам, детям, очень понравилась; мы не знали, что нам впоследствии предстоит узнать ее автора близко. Ее рассказ "Полоса", напечатанный в "Вестнике Европы", под инициалами Л. Н., произвел сенсацию. Тургенев написал письмо Стасюлевичу, восхищаясь рассказом и спрашивая "кто его автор"; он пророчил ему блестящую будущность, отмечая, как благоприятное предзнаменование, что теми же инициалами Л. Н. подписывал свои первые рассказы Толстой. Стасюлевич мачехе это письмо переслал и я сам потом у нее его видел. После такого дебюта она мечтала стать профессиональной писательницей. Трудно было этому призванию отдаваться вполне на положении хозяйки в семье, где было 7 человек чужих для нее детей, в том числе малолетних. Обе стороны страдали от создавшихся ненормальных отношений, хотя ради отца старались это скрывать, который, конечно, это понимал и страдал больше всех. Но надо признать, что мачеха принесла с собой в нашу семью атмосферу избранной, писательской интеллигентной среды, которой и мы широко воспользовались. Она была в ней давно своим человеком и всех почти знала.
