Незнакомец, в забрызганной красным одежде, улыбаясь, молча протянул ей ребёнка.
Она, ожидая подвоха, медленно взяла и сделала два шага назад.
А он всё смотрит.
Тут, ещё недавно сопереживающая злоключениям чернухой собаки, неожиданно ударилась о дверной косяк и, следуя инстинктам, повернулась.
За её спиной, произошло какое-то быстрое движение. Людмила, не успев среагировать, тут же ощутила на себе два прикосновения – сначала ладонь, сжавшую её рот, препятствуя этим рождению крика, затем тонкий острый металлический предмет, упёршийся в левую часть шеи и под давлением, с движением вправо, разрезающий её горло.
Результат полигамной любви, разыгравшийся четверть века назад в далёком Киеве, опустилась на колени, изо всех последних сил прижимая к себе орущее последствие агрессивно-жестокой любви и омывая его пульсирующими струями крови, что так часто текла из разбитого носа.
Сердцу то что – оно работает, оно качает, оно не знает, что уже пора остановиться.
АНАТОЛИЙ АРКАДЬЕВИЧ СПИЦЫН
Наташенька уехала.
Сёма и Толик, ещё какое-то время прожили, по инерции, вместе, но очень скоро стали ненавидеть друг в друге абсолютно всё, за что только можно было ненавидеть.
В итоге, одноногий оставил одноглазого в одиночестве.
Нельзя конечно сказать, что Спицын тут же принял обет затворничества. Нет. Подружки были, причём их список пополнялся с геометрической прогрессией, но помнил то он одну, и только она основательно поселилась в его голове, усевшись, там, на лавочку, весело болтая босыми ножками.
Несмотря на запрет, он её разыскал, подкараулил у подъезда, но неожиданно получил такое количество негативного посыла в свой адрес, что ни о каком возвращении не могло быть и речи.
На этом его история, в нашем повествовании, могла бы и закончиться, если бы не ещё одно событие.
Традиционно, в день гибели его родителей, Толик днём напивался, а ночью приходил на Бабий Яр, чтоб как следует прокричаться и выказать этим, всё своё отношение, к обитающим тут, призракам эпохи.
Но, этот раз как-то не задался. Сначала пятнадцатилетние малолетки напали на шатающегося и разящего алкоголем, забрав, подчистую всё, что-то белее или менее ценное. Затем пошел дождь, затруднив своим присутствием и без этого не лёгкий путь. А в конце, апофеозом издевательства, объявилась, кланяясь публике, сломанная нога.
Причём упал то же на ровном месте. И, по идее, надо встать да пойти дальше, но малоберцовая кость, была с этим в корне не согласна. Поэтому, чтобы утвердить своё мнение, она надломилась, в аккурат посередине.
