«У вас впереди ещё длинные годы, и я, вероятно, умру не так скоро, как кажется. Что если бы чудом настоящее оказалось сном, страшным кошмаром, и мы проснулись бы обновлённые, чистые, сильные, гордые своею правдой?.. Сладкие мечты жгут меня, и я едва дышу от волнения. Мне страшно хочется жить, хочется, чтобы наша жизнь была свята, высока и торжественна, как свод небесный. Будем жить! Солнце не восходит два раза в день, и жизнь даётся не дважды, – хватайтесь же цепко за остатки вашей жизни и спасайте их…»[50]
Жизнь была, жизнь есть, жизнь будет… ан нет, не будет.
О чём думал Сергей, подводя под ней черту? О боли? Нет – она была такой сильной, что заглушала сама же себя. О доме? Нет – они там вдвоём, они справятся. О попытке спасения? Нет – это уже невозможно. О надежде? Нет – она умерла ещё раньше него.
Он думал о том, как бы не промазать.
Ружьё, всё отказывалось опираться дулом в какую-либо часть головы, а всё елозило из стороны в сторону. Если выстрел пройдёт мимо, либо лишь чуть-чуть оцарапает, то перезарядить, даже при всём старании/желании, не получится точно.
Стая, желая урвать свой кусок финальной стадии онтогенеза, рванула к поверженному наземь отцу Павлика, оставляя за собой, на снегу, почти ровные дорожки следов.
Пусть жрут, тут уже ничего не изменить.
Лишь только я хозяин своей жизни и забрать её у себя, лишь вправе тоже только я.
Палец нажал на курок.
Картечь пробила подбородочную мышцу, разорвала язык и, не встретив сопротивления в нёбе, вошла в череп. Мозг наполнился металлом, взамен подарив часть себя, через новообразованное отверстие в затылке, окружающему миру.
Повезло – не промахнулся.
Грохот выстрела на мгновение приостановил бегущих и испугал возгордившегося смелостью переярка, который, от неожиданного страха, даже спрыгнул с безжизненного тела, но очень скоро, всё вернулось на круги соя.
Тетеревиная стая, перелетающая к новому месту кормёжки, даже не обратила внимания, на восемь животных, одетых в жесткий густой мех и что-то там поедающих.
Четырёхлетний Дима вышагивал маленькими ножками, обутыми в коричневые сандалики, по асфальтированной центральной площади города. Несмотря на огромное количество народа, шумную музыку и громкие речи, мальчик чувствовал себя полностью защищённым, так как его ручки были поделены между собой родителями, крепко за них держащими. А разве может кто-то быть сильнее папы с мамой?
Город праздновал свой триста сорок четвёртый день рождения.
