Верь мне, друг: я ХОТЕЛ убедиться в Его гибели. Ни один день кружил на дисколете над развалинами института, постоянно держа нейтринофор на форсированном режиме. Сегодня я перехватил Его нейтринограмму, — едва слышимую среди "белого шума": "… завален… микрофоны и фотоэлементы разрушены… диск нейтринофора поврежден — передачи воспринимаю на уровне фона… Мне страшно, Март… Очень страшно… Где ты, Март? Отзовись!.."
Пауль, я НЕ МОГ отозваться в тот миг! Не мог, потому что мне перехватило дыхание. Не мог, потому что мне нечего было сказать. Не мог, потому что мой ответ был бы похож на вспышку молнии среди ночи, после которой тьма кажется еще гуще и страшнее: ведь Он воспринимает передачи нейтринофора с минимального расстояния, в пределах смертоносной зоны радиации, где даже в скафандре высшей защиты я мог продержаться всего несколько минут…
Что делать, Пауль?! Как вернуть Ему хотя бы частицу человеческого восприятия? Как предоставить Ему возможность хотя бы общаться с людьми?.."
На этом письмо кончилось. Март не отправил его Паулю. Однако Пауль теперь хорошо понимает, почему двенадцать лет назад, после разрушения лаборатории, Март навсегда оставил опыты с позитронными кибернетическими системами и все усилия направил на усовершенствование нейтринной связи. За десять лет совместной работы они вдвоем добились того, что нейтринофоры — тяжеленные ящики битком набитые сложнейшей начинкой — превратились в портативные, чуть ли не карманные аппараты, а радиус их действия увеличился в десятки раз.
Да, Пауль понял, ради чего все это делалось. Но осознал он и то, что Март не зря умолчал о замурованном под руинами их лаборатории психодвойнике человека. Простая логика подсказывала: если даже с помощью примитивного нейтринофора Март сумел перехватить его передачу еще тогда, то нынешняя совершенная аппаратура позволяет установить с ним вполне надежную и постоянную связь. А Март эту связь и поддерживает.
Искать пришлось недолго. В уголке ящика письменного стола Марта стояла шкатулка, полная стандартных бланков нейтринограмм. Ища черновики рукописи Марта, Пауль видел эту шкатулку, но просто не обратил на нее внимания. А теперь он листал эти бланки с нарастающим чувством ужаса и отвращения. Все нейтринограммы были подписаны одинаково: "Пауль, личный индекс № 0000-000000"; на всех карточках вместо характерных реалов были прочерчены прямые линии, а это свидетельствовало, что отправитель нейтринограммы — глухонемой, слепой, лишенный обоняния и осязания.
