— Иван Петрович, а кто же вспомнит, если, слова потеряны?
Липранди в ответ посмотрел на Пушкина черными испанскими глазами из-под широкого козырька:
— Поэты помнят! Одни поэты, господин Пушкин. Поэт носит в себе саму жизнь… Поэт все знает! Для поэта история человеческая жива. Едина! Нарублена на куски. Полна кровью-с! Это ж и есть сама поэзия!
Липранди выговорил это очень важно и замолк столь же важно. Каруца гремела теперь по въезду в Новый город… Внезапная значительность момента потребовала молчания и от Орлова и от Пушкина.
Яркая звезда вылетела между белесыми тучами, ринулась в землю…
— Поэму написать! — успел все-таки пробормотать Пушкин заветное свое желание и повеселел от того, что успел.
— Ну, наконец «Зеленый трактир», слава богу, — обрадовался Орлов и нетерпеливо задвигался на сиденье. — Я есть хочу…
«Балованный!» — подумал Пушкин про него.
Каруца остановилась у казино, в просторечии у «Зеленого трактира», возница повернулся и вопросительно посмотрел на седоков, словно спрашивая: не ошибся ли? Ведь все русские бояре ездят сюда!
— Тут, тут! — кивал Орлов, а Липранди уже доставал кошелек.
Все трое вошли в большой, переполненный народом зал, яркоосвещенный масляными кенкетами, весь в сизом чаду от баранины и кофе. Легко веяло вином… На столах горели свечи.
Навстречу блистательному генералу бежали уже хозяин мосье Жозеф, вертлявый француз во фраке, пленный обсевок наполеоновских армий, за ним управляющий-молдаванин, широкоплечий пожилой седой толстяк в красных шароварах, белой, шитой золотом куртке, с филигранной рукоятью ятагана из-за пестрой шали-пояса. Низко кланяясь, он приветствовал «бояр» пожеланиями мира и доброго вечера….
— Мон женераль, — низко кланяясь и отлетая фалдами фрака, расставив руки, восклицал мосье Жозеф, — мой генерал, как всегда, конечно, будет кушать экзотическое…
И подтолкнул вперед своего попугайного коллегу:
— Э, бьен, действуйте!
— Барашек печеный с травами… На углях… Вино розовое… — по-русски зашептал тот, страстно вращая огромными глазами, и толстые красные губы под черными усами тоже шевелились плотоядно. Генерал посмотрел и улыбнулся:
— Ха-ха! Ваш метрдотель выглядит так, словно сам готов сожрать, подобно Гаргантюа, все свои пахучие яства и выпить все бочки! — сказал он.
Мосье Жозеф наклонил голову с хохолком капуля:
— Гаргантюа, мон женераль? О, отличная реклама нашей фирме!
Из сизой мглы трактира, среди гомона, крика, смеха, звона стаканов стремительно неслась, словно птица летела, тоненькая девушка, вся в блеске огромных черных глаз под широкими чёрными крыльями бровей. Черные локоны обрамляли великолепный овал ее лица, ложились на плечи… На ней белое платье, малиновая бархатная, шитая золотом безрукавка; стрекозиный стан, перетянутый шелком платка, колебался, как пламя свечи…
