Домашние, встревоженные, неубранные, выглядывали из-за полуприкрытых дверей. Хорошо, что батюшка Сергей Львович на сей раз почивали крепко и не проснулись, а то бы хватило на целый день тревожных ламентаций о погибающем сыне.
— Господин Пушкин, — из приличия сдерживая густой свой бас, говорил полицмейстер. — Его сиятельство господин военный генерал-губернатор граф Милорадович изволит вас требовать к ним-с. Немедля…
Через каких-нибудь четверть часа пара серых во весь мах уже несла поэта с полицмейстером вдоль Фонтанки, заставленной рыбными садками, лодками, всю в толпе — хлопочущей, торгующей, оживленной… Весеннее утро все в нежных маревах, в тени домов, по-утреннему еще длинных. Проскочили дом Гаврилы Романовича Державина, Обуховскую больницу, поворот налево, через мост…
Дом генерал-губернатора, трехэтажный, желтый, с будкой, с часовым.
— Стой!
Пушкин выпрыгнул на тротуар первым, за ним молодцевато — полицмейстер, ставший было поправлять треуголку с султаном. А Пушкин бежал уже по лестнице на второй этаж… Навстречу — красавец адъютант. — Доложите его сиятельству… Пушкин! Озабоченный взгляд, полуулыбка:
— Их сиятельство ждут… Пожалуйте-с в кабинет… Пушкин решительно распахнул красную с бронзой дверь.
С дивана навстречу поднялся приветливо гигант — граф Михаил Андреич, брюнет, выбритый до синевы, с серебром в зачесанных наперед височках. На нем бухарский халат, шея и голова завернуты кашмирской, ценной пестроты шалью, — Северная Пальмира, а граф зябок! Ну, южанин!
Покачивая геркулесовским торсом, прихлопывая зелеными, золотом шитыми беспятыми туфлями, гигант любезно двинулся навстречу.
— Bonjour, Pouchkin! — приветствовал граф и протянул волосатую руку. — Извини, я по-домашнему. Случилась, братец, до тебя оказия. Что это, сказывают, ты все пишешь какие-то там пиесы, х-ха? А? Есть на тебя жалобы! Есть, есть!
— Чьи жалобы, граф? — сдвинул брови Пушкин.
— Ну, все равно! — хохотнул генерал-губернатор и потрогал черные усы свои. — Вот-с оно, дело какое… Интересуюсь я, государь мой, посмотреть по долгу службы, чего это ты там написал? Вот что: ты, братец, маленько посиди со мной, сделай уж милость! Поскучай! А полицмейстер съездит, заберет сюда там все, что у тебя на столе… Вот вы вое такие сочинители, беда с вами…
Пушкин стоял, напрягшись, легкий, как олень, склонив голову, руки почтительно опущены вдоль тела… Вот когда они, его слова, прокатившись до всей стране, достигли наконец этого могучего, но недалекого героя… Гнев давнул было горло поэта, но вдруг отпустил…
