Мы отправились с ним на мероприятие, уже успев немного хлебнуть шампанского, взяли такси и всю дорогу распевали романсы. По этой причине я толком не рассмотрел, куда, собственно, мы движемся.
Мы вылезли у высоких, крепких ворот. За высокой кирпичной стеной раздавались веселые крики и музыка. Аркашка втянул меня в калиточку, и мы пошли через просторную лужайку, украшенную сверкающими надувными шарами и гирляндами, по мощеной дорожке — к пестрому шумному сборищу.
У меня подкосились колени, когда я увидел, что навстречу нам вышла она.
Господи, какое у нее было лицо, когда мы встретились с ней глазами!
— Вы что уже знакомы, дети мои? — расхохотался Аркашка, глядя на нас.
Должно быть, это был вполне рядовой бал. По крайней мере, я не запомнил ничего особенного. Только сумасшедшие пляски-скачки на лужайке, гуськом вокруг дома-палаццо и на ослепительно освещенной открытой веранде. Только ее смех, великолепные зубы и распахнутые глаза.
Вышел оттуда на рассвете, посреди сумасшедшего тумана. Я двигался в утреннем тумане, как сказочный ежик, изумляясь искаженным пропорциям и краскам мира. Я лишь знал, что она — первый и главнейший пункт в моем заветном списке счастливцев. Неизвестные птицы свистели-трещали так, словно горел целый лес. Я шел по странному, крутому и закругленному, как турецкая сабля, пустому асфальтовому шоссе, не понимая, кто я и где я. И вдруг вижу, как во сне, — на горке типовые новостройки-многоэтажки светятся огнями в первых лучах восходящего солнца, а под горой вроде бы знакомое селение, рыхлые частные домишки с уютными садиками и палисадниками. Свернул на заколдобленную улочку — и остановился прямо перед избушкой моего приятеля Канцелярова! Боковое окошко распахнуто, и я ввалился через него в дом.
За ширмой на кровати своей покойной бабушки крепко спал скрюченный и потный, как сурок, Канцеляров. Я растолкал его.
— Режут! — завопил он, ошалело тараща на меня косые со сна глаза. — Успокойся, Канцеляров, — сказал я, нежно погладив его по голове. — Это я.
Я, естественно, не собирался посвящать его ни в общую идею открытого мной тайного братства счастливцев, ни в подробности происходящего. Но порадовать мне его хотелось. Вот я и принялся рассказывать ему всякую чепуху — о человеческом счастье, о том, как славно и чудно мы, возможно, будем когда-нибудь жить. А он слушал меня, раскрыв рот. Млел и таял, как влюбленная девушка.
Итак, я достиг центра счастья.
