Место оказалось обжитым. Там, где раньше жил летный состав, теперь белели выгоревшие на солнце палатки, выделялись горбыли землянок. Сверху был хорошо виден вытоптанный прямоугольник плаца, накатанные дороги, сеть тропинок. О том, что здесь когда-то стоял авиационный полк, не напоминало уже ничего. Через когда-то летное поле теперь пролегала одна из дорог, а бывшая роща уменьшилась едва ли не втрое.
Могила Игоря заросла бурьяном и осела, оставив едва видимый бугорок, фанерная пирамида со звездой была кем-то повалена и сломана. Могилы остальных, погибших при штурмовке аэродрома, выглядели ничуть не лучше. Пришлось возвращаться к самолету за специально захваченными инструментами, отсыпать холмики, ремонтировать. Виктор срезал дерн лопатой, а самого душила злоба – если бы они не прилетели, то через несколько лет, от этих захоронений не осталось бы и следа. Остатки какой-нибудь колхоз распахал бы по весне и все.
Справились быстро, приведя могилы в порядок. После уселись неподалеку, и Виктор достал из кармана трофейную флягу с водкой. Солнце стало клониться к горизонту, тень от рощи уже достигла кладбища, пахло пылью, примятой травой и землей. Они сидели молча, лишь передавали друг другу флягу. Настроение у Виктора от выпивки испортилось: напала черная меланхолия, в голове был каша и сумбур, а душе пустота.
— Вить, — спросил вдруг Литвинов. — А ты чем после войны заниматься будешь?
— После войны? — удивился Саблин. — А чего это тебя так заинтересовало?
— Просто. Настроение такое.
Виктор выплюнул изжеванную травинку, задумался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Давненько об это не думал. Есть мнение, что я до конца не доживу, так что трахаться со всем этим придется вам.
— Почему это не доживешь? — удивился Сашка. — Ты вроде раньше фаталистом не был. И почему это сразу… трахаться?
— Этой войны, еще на пару лет хватит. А выжить для меня слишком роскошно. Да и незачем.
— Как незачем, — оторопел Сашка. — А жену повидать не хочешь?
Виктор промолчал. Он молчал довольно долго, потом потянулся за папиросами. В пустом желудке плескалась водка, но настроения отнюдь не улучшала, табачный дым щекотал горло, а в голове по-прежнему была каша. Виктор пожевал губами, посмотрел вдаль. В небе, высматривая добычу, парил орел, ветер шелестел травами, все было как обычно. Можно было рассказывать Литвинову про будущее, можно и не рассказывать. В этой степи от этого ничего бы не изменилось.
— Надоело все, — буркнул он, наконец. — Тебе легче, ты в светлое будущее веришь. А я… надоело… — он надолго замолчал.
