А дальше началась карусель. "Мессера" словно осатанели, непрерывно атакуя, мстя за сбитого "Хейнкеля". "Яки" отбивались, оттягиваясь вглубь своей территории, и Виктор снова стал жалеть, что полетел в бой именно на этом самолете. Машина снова стала казаться ему слишком тяжелой и неповоротливой. Он несколько раз ловил выходящие из атаки "мессера" в прицел, стрелял. Но все снаряды пролетали мимо. У немцев со стрельбой было лучше: законцовку левого крыла саблинского "Яка" вдребезги разнесло снарядом, несколько попаданий пришлось по фюзеляжу. Истребитель еще сильнее отяжелел, буквально повис на ручке, и его стало постоянно тянуть влево. Если бы не Рябченко, Виктора сбили бы раз пять. Но, благодаря ведомому, он все еще держался в воздухе и пытался хоть как-то управлять боем.
Спасла их шестерка "Яков" . Виктор увидел их не сразу, лишь потом, когда наседающие "мессера" синхронно отвернули, зашарил глазами по небу и обнаружил нежданную помощь. Сразу стало легче дышать.
При посадке, одно шасси не вышло. Сажать на одно колесо, постоянно пытающуюся развернуться машину, было практически невозможно. Виктор решил сажать машину на живот. Даже такая, относительно безопасная, посадка вымотала все нервы. "Як" непрестанно сваливался и чтобы не зацепить крылом землю и не закрутиться по ней волчком, приходилось постоянно удерживать от крена. Земля встретила неприветливо. От резкого толчка едва не лопнули привязные ремни, больно впившись в тело. Кабину моментально заволокло пылью, козырек засыпало мусором. Самолет начал останавливаться и тут что-то тяжелое врезалось Саблину в затылок. От удара из глаз буквально посыпались искры, в кабину хлынул кипяток из вбитого внутрь самолета, радиатора и Виктор едва успел выскочить в предусмотрительно открытый заранее фонарь.
"Як" лежал подстреленной птицей, издырявленный, запыленный, ничуть не напоминая того красавца, на котором Саблин вылетел на задание час назад. Похоже самолет не собирался загораться и Виктор, немного поколебавшись, вернулся к кабине обнаружив лежащее в чашке сидения заднее бронестекло. Оно сорвалось при жесткой посадке и за малым не проломило голову…
— Сука, мля, — в голове шумело, из-под шлемофона на гимнастерку капала кровь, обожженная нога саднила, злость захлестывала с головой. — Бракоделы сраные! — он пнул искалеченную машину в борт и зло усмехнулся, увидев лопнувшую перкаль и ударил снова и снова, словно пытаясь выместить на ней свои злость и страх…
