После парка все неспешно перекочевали к рынку. Тут царило оживление: народ суетился, шумел, все что-то покупали, продавали, обсуждали новости и сплетни. Попав в эту какофонию звуков и запахов, нестройные ряды однополчан стали стремительно таять. Виктор шел рядами, разглядывая товар, по сравнению с изобилием будущего, выбирать было особо нечего. Продавалось много одежды, причем одежды ношенной, мелькала немецкая форма. Торговали обувью, посудой, керосином, солью, но больше всего конечно было овощей и фруктов. Накупили дынь и арбузов, благо полученная накануне зарплата позволяла. Рынок отвлек от фронтовых будней, отвлек от забот. Обратно в часть летчики возвращались повеселевшие, переполненные впечатлениями…
Летчики устроились у окраины стоянки, на большом пустыре, отделявшем подсолнечное поле от собственно аэродрома. Пара телеграфных столбов невесть как здесь оказавшихся и чудом не пошедших на дрова превратились в низенькие и невысокие лавочки, поставленная на попа и наполовину врытая в землю бочка обратилась столиком; из другой, светящейся насквозь от старости, соорудили что-то вроде печки. Это место стало своеобразным летным штаб. На печке кипятили чай, жарили незрелые еще семечки, на столе резали переспелые, сахарные арбузы, желтые пахучие дыни. Тут постоянно царило оживление – народу было едва ли не больше, чем на КП, и уж точно было куда как веселей: толпа собравшихся то взрывалась громом хохота, то тонула в яростной склоке спора. Сейчас очередной спор затих, Рябченко водрузил на импровизированную печку черный от копоти чайник, и народ расползся по лавкам в ожидании кипятка. Наступила редкая пауза тишины и, словно по заказу, тут же послышался далекий рев авиационных моторов. Показалась россыпь возвращающихся истребителей, коротко рявкнула авиапушка.
— Видать Иванов завалил? — Лешка Соломин сдвинул на глаз пилотку. — Смотри, Витька, как шпарит. Хрен ты его догонишь…
— Повезло ребятам, — Ларин ревниво наблюдал за чужой посадкой. — Завалили поганца!
— А мне не везет все! — Соломин сокрушенно сплюнул на землю. — Тогда, в бою, вот так "мессер" был, — он показал рукой, где, по его мнению, был вражеский самолет. — Камнем добросишь. И в прицеле почти… чуть-чуть довести и рвать можно. Тяну за ним, тяну, а он так же уходит, не дается, сволота. Потом глянул, а сзади уже пара…
— Каши надо больше есть, — усмехнулся Ларин. — Тогда бы перетянул немца… глядишь, и не пришлось бы прыгать…
