Катер связи | страница 16



Может, просто не в себе?


79


Что с тобою приключилось?

Что с тобой случилось, грек?

А с тобою то случилось,

что ты тоже человек.


И еще тошнее, если,

не поняв твоей тоски,

кто-то спрашивает — есть ли

безразмерные носки.


И глядишь ты горько-горько,

пониманья не ища,

на сующего пятерку

прыщеватого хлыща.


Но идет, хвативший малость,

седобров и меднолиц,

словно грек, печалью маясь,

с русской шхуны моторист.


Моторист садится рядом:

«Выпьем, что ли, корешок!» —

и ручищею корявой

молча лезет в кожушок.


Углубленно, деловито

из кармана достает

переводчицу-пол-литру,

о скамейку воблой бьет.


И сидят, и пьют в молчаньи,

и глядят, обнявшись, вдаль

вместе с греческой печалью

наша русская печаль...


зо


БАЛЛАДА ВЕСЕЛАЯ


Мы сто белух уже забили,


цивилизацию забыли,


махрою легкие сожгли,


но, порт завидев, — грудь навыкат!


друг другу начали мы выкать


и с благородной целью выпить


со шхуны в Амдерме сошли.


Мы шли по Амдерме, как боги,


слегка вразвалку, руки в боки,


и наши бороды и баки


несли направленно сквозь порт;


и нас девчонки и салаги,


а также местные собаки


сопровождали, как эскорт.


Но, омрачая всю планету,

висело в лавках: «Спирту нету».

И, как на немощный компот,

мы на «игристое донское»

глядели с болью и тоскою

и понимали — не возьмет.


Е. Евтушенко


81

Ну кто наш спирт и водку выпил?

И пьют же люди — просто гибель...

Но тощий, будто бы моща,

Морковский Петька из Одессы,

как и всегда, куда-то делся,

сказав таинственное: «Ща!»

А вскоре прибыл с многозвонным

огромным ящиком картонным,

уже чуть-чуть навеселе;

и звон из ящика был сладок,

и стало ясно: есть! порядок!

И подтвердил Морковский: «Е!»

Мы размахались, как хотели, —

зафрахтовали «люкс» в отеле,

уселись в робах на постели;

бечевки с ящика слетели,

и в блеске сомкнутых колонн

пузато, грозно и уютно,

гигиеничный абсолютно,

предстал тройной одеколон.

И встал, стакан подняв, Морковский,

одернул свой бушлат матросский,

сказал: «Хочу произнести!» —

«Произноси!» — все загудели,

но только прежде захотели

хотя б глоток произвести.

Сказал Морковский: «Ладно, — дернем

Одеколон, сказал мне доктор,

предохраняет от морщин.

Пусть нас осудят — мы плевали?

Мы вина всякие пивали.

Когда в Германии бывали,

то «мозельвейном» заливали

мы радиаторы машин.

А кто мы есть? Морские волки!

Нас давит лед, и хлещут волны,

но мы сквозь льдины напролом,

жлобам и жабам вставив клизму,

плывем назло империализму?!»

И поддержали все: «Плывем!»

«И нам не треба ширпотреба,

нам треба ветра, треба неба!

Братишки, слухайте сюда:

у нас в душе, як на сберкнижке,