зато себя держал, как надо!
Вот редкость — гордость он имел.
51
ПРОХИНДЕЙ
(Фельетон)
Над рекой Двина, в леске
люди вечером в тоске.
Тут собранья популярны,
а не то что там —
в Москве.
В клубе, жарком, словно баня,
раньше бывшем церковью,
подоконники сгибали
бабы многоцентнерно.
Восседали старики
с хитрецой подзудной,
звероловы,
рыбаки,
да и я,
приблудный.
Ребятишки —
все в репьях —
на полу иссоплились.
Слух прошел —
один крупняк
должен быть из области.
52
Шесть пробило.
Семь пробило...
Крупняка не видно было.
Головы качались,
семечки кончались.
Обрастали потом лбы —
веничков бы в зал!
«Мне по надобности бы...» —
кто-то робко встал.
Председатель вздрогнул а не —
что за несознательность!
«С Центра едут —
понимать?
Ну, а ты — ,
про надобность...»
Что поделать —
важный чин!
Сел мужик,
попятясь.
Воздух был не без причин
многоароматист.
И пускали табаки
в этот воздух трудный
звероловы,
рыбаки,
да и я,
приблудный.
Но к восьми
из темной чащи
прозвучал руководяще
приближавшийся клаксон.
Стало ясно —
это он.
53
И явился, брови хмуря,
сам —
всех прочих во главе.
Габардин по всей фигуре
и велюр —
на голове.
Двое,
с ним прибывших,
юрко
путь ему прокладывали,
а сквозь дыры в штукатурке
ангелы подглядывали.
Шел,
кивая наобумно
(вроде даже подобрел),
а завидевши трибуну,
совершенно пободрел.
Встал в нее —
грудя навынос!
об нее располовинясь,
и на край —
крутой кулак.
Стало ясно —
да, крупняк.
И пошел он вдруг метаться,
всех куда-то звать пытаться.
И минут через пятнадцать
после всех его атак
стало ясно — да, мастак.
Он гремел на самовзводе
о пушнине,
рыбе,
меде,
54
ржи,
пшенице,
огороде.
Брал собранье в оборот:
«Надо думать о народе!»,
позабыв, что здесь —
народ.
А щербатый рыбачишка,
доставая табачишко
под словесный этот вихрь,
пробурчал мне:
«Знаем их!
Понимает он в пшенице,
как полено — в пояснице,
в рыбе —
разве как в закуске,
и в гусях —
как брать за гузки,
в огороде —
как в народе,
ну, а в нем —
как в огороде!
А потом небось банкетик,
рыбки свеженькой пакетик,
шкурки беличьи жене...
В общем будет все — вполне.
Что слова? — туман и сумрак
для затмения людей...»
Самокрутку в зубы сунул
и как сплюнул:
«Прохиндей...»
Ночь уже была,
когда
55
вышли мы из клуба.
Сквозь густой туман стада
чуть мычали с луга.
Было тихо.
Было чисто.
Много звезд,
ветвей,
теней...
Но спросил я рыбачишку:
«Что такое
прохиндей?»
А щербатый рыбачишка
вновь полез по табачишко:
«Неужели не слыхал?
Аль не сеял, не пахал?
Кто кричит нам про идеи,
про народ,
а сам на деле
враг трудящихся людей —
это значит прохиндей.
Прохиндеи эти, брат,
для народа не творят
